Без малого три десятка лет Валентин Дудкевич каждый день приезжает в Белгосфилармонию. Здесь в лабиринтах третьего этажа прописан Государственный ансамбль танца Беларуси, у руля которого Дудкевич стоит с середины 80–х. О делах ансамбля народный артист Беларуси не забывает ни на минуту. Без устали придумывает новые постановки, доводит до совершенства старые наработки. Его танцоры первыми сломали стереотип о том, что в хореографии белорусов — одни только «лявонiхi» да польки. В репертуаре ансамбля более 60 номеров самых разных направлений. «Что такое народный танец? Это пластический портрет народа. Немая поэзия, таящая в себе часть народной души», — уверен Валентин Владимирович. Завтра мэтр празднует юбилей — семь десятков лет, шестьдесят из которых отданы хореографическому искусству. Название новой программы, которую ансамбль подарит зрителям 13 и 14 октября, говорит само за себя: «Танец — моя жизнь».
— До сих пор не могу понять, как получилось так, что выбрал эту профессию. В хореографическое училище я отправился по желанию родителей. Лично мне классический танец казался занятием скучным и малоинтересным. Меня больше интересовали стрельба, бокс, теннис — «игрушки» настоящих мужчин.
— Почему же не пошли наперекор родительской воле?
— Я пытался вырваться, но у меня, на удивление, обнаружились неплохие танцевальные способности. Кроме того, к тому времени искусство меня окончательно засосало и поглотило. Когда окончил училище, сразу был принят в труппу театра оперы и балета. Помню, страшно этим гордился. Еще бы! Выпуск — 20 человек, а приняли всего восьмерых, и меня в том числе. Получал 90 рублей, а мой отец, мастер на заводе автоматических линий, зарабатывал 350. Звал меня в ученики: мол, человеком станешь, через полгода будешь иметь 200 рублей. На что я отвечал: «Папа, как ты можешь? Это же искусство! Я никогда не уйду из театра».
— Но все же ушли.
— Да, потанцевал 13 лет и написал заявление. Я ведь с училища готовил себя в премьеры. Все они — высокие, красивые, с грациозными прыжками и плавными движениями. Принцы, одним словом. А у меня рост всего 172 см. Но я надеялся, что непременно подрасту, ведь у меня в родне все мужчины высокие. Но что–то я, послевоенный, недотянул… Поэтому довольствовался, например, ролью Шута в «Лебедином озере». А хотелось–то большего. Не вышел из меня «прынц».
— А не пробовали ломать стереотипы? И пускай себе по канонам все принцы высоченные. А ваш был бы особенным — невысоким, но не менее обаятельным и талантливым.
— В этом–то все и дело. Чтобы ломать стереотипы, нужно обладать выдающимися хореографическими данными. Быть Михаилом Барышниковым, например. Такие, как он, рождаются раз в сто лет. У меня подобных способностей, увы, не было. Поэтому я ушел из театра в Белгосфилармонию. Работал танцовщиком, балетмейстером, режиссером, руководителем отдела спецмероприятий, пока в 1986 году меня не пригласили на должность художественного руководителя Государственного ансамбля танца.
— Из классики — и сразу в народники! Как так?
— Сейчас удивляюсь, с каким пренебрежением мы, студенты хореографического училища, относились к народникам. Мы–то все имели профессиональное образование, а в народные коллективы в то время набирали ребят из самодеятельности. Нам они казались даже не полу–, а четверть профессионалами. Это сейчас все танцоры народных ансамблей имеют хореографическое образование, а раньше ведь этому нигде не учили.
Первую репетицию в качестве руководителя вспоминаю с ужасом. Ансамбль народного танца, а в репертуаре — польские, русские, украинские, словацкие танцы. Но отступать я не привык, да и деваться–то было некуда — руководство ансамблем «удружил» мне бывший в то время министром культуры Юрий Михневич. Я отпирался: классик по образованию, а тут народный танец, к тому же дело для меня совсем неинтересное. Но Михневич сказал, что коллективу нужен толковый руководитель, а я — профессионал и хороший организатор.
— Как, на ваш взгляд, интересен народный танец современному зрителю?
— Если он преподносится в «законсервированном» виде, публике, увы, неинтересно. Я пришел на пост худрука и поставил перед собой две задачи: во–первых, сделать полностью белорусскую программу и, во–вторых, привлечь к народному танцу внимание молодого зрителя. А чтобы молодежи было интересно, программу нужно осовременить. Молодежь привыкла к определенному ритму жизни, типу музыки. Если драйва не хватает, им это становится неинтересно. Пляски должны быть насыщенные, динамичные. Поэтому в репертуаре ансамбля появились постановки, стилизованные под этнофолк и этнорок. Ритмы современные, а лексика — народная.
— Белорусский фольклор ищете по архивам или колесите по далеким глубинкам?
— Да бог с вами, в белорусских деревушках уже давно ничего нельзя найти… Хранителей старых традиций уже нет в живых. Поэтому изучаю книги, ищу материалы, на базе которых моделирую номера. Например, у нас есть танец «Лютичи», который очень ярко передает боевой дух этого племени. Известно, что предками современных белорусов была целая плеяда различных славянских, да и не только славянских, но и балтских, норманнских, финских племен, объединенных в боевой союз Руси. И самое боевое племя наших языческих предков взяло себе тотемом волка, за что и стало называться лютичами. «Лютое» имя досталось славянам от древних кельтов. По–кельтски «волк» и будет «лют». Это животное в народной культуре имеет двойную символику: с одной стороны, оно воплощает собой зло и жестокость, а с другой — мужество, победу и заботу о потомстве. Я увидел картинку «Лютичи» в одной скандинавской хронике. Лютич был с двумя копьями в руках, он — «ваўкалак», на лице — маска волка. Так по картинке я реконструировал воинский танец. В книге было сказано, что походка лютича напоминает мягкую поступь волка. Поэтому все движения танца по–волчьи мягкие, но в то же время точные, четкие.
— А ваша последняя новинка — «Дайнова» — как явилась на свет?
— Мы знаем даже из школьного курса истории, что на наших землях жили кривичи, балтские племена дайнова, ятвяги и другие народы, чьи имена перешли в названия некоторых населенных пунктов. В районах Гродненской области, которые граничат с Литвой, встречаются Малая Дайнова, Великая Дайнова. Само слово «дайнова» хорошо знают в Литве, а из белорусов мало кто догадывается, что в XIII — XIV веках между реками Неман и Вилия располагалось Дайновское княжество. Я не мог не зацепить этот культурный пласт. Но вы же понимаете, что стопроцентно воссоздать музыку или танец столь далекого времени нереально.
— Современный белорусский народный танец — какой он?
— Сложно сказать. Он разный. Возьмите, например, белорусскую польку. Вариантов известна сотня, но, на мой взгляд, это, по сути, одна и та же полька, только исполненная в различных регионах разными людьми. Или наши национальные брэнды. Начинаешь разбираться и выясняешь: это не белорусские народные танцы. «Бульба», например, — песня, которую танцем перед войной сделал легендарный Игорь Моисеев. «Юрочка» — то же самое. «Лявонiха» началась с постановки балетного спектакля «Князь–озеро» Золотарева. То есть все эти танцы сделаны из сюжетных белорусских песен. Поэтому при реконструкции приходится фантазировать, домысливать. Воплощение своих новых раздумий я покажу вам 13 и 14 октября. А пока — молчок.
Юлиана ЛЕОНОВИЧ.