(Окончание. Начало в предыдущем номере.)
Организатор, реформатор
22 декабря скончался Адам Войнилович. Для Эдварда началось повседневное хозяйствование, помощь соседям в разрешении споров, затем пришлось руководить примирительным судом Слуцкого уезда. В 1878 году Войнилович позволил себе съездить на знаменитую Парижскую выставку и даже подняться над ней на воздушном шаре, а в 1882 году был заключен брак уже зрелого хозяина с соседкой Олимпией Узловской.
С 1876 года начинает действовать основное детище Эдварда Войниловича — Минское общество сельского хозяйства. С 1888 года формально председателем общества состоял минский губернатор князь М.Трубецкой, но фактически, а затем и юридически им являлся его заместитель Эдвард Войнилович. При Войниловиче общество преобразилось в «огнище» всей экономической и даже культурной жизни края, обрастало новыми структурами. А это и кредитный банк в Клецке, и система надежного страхования, и товарные склады в Минске, и своя торговая система почти монопольных поставок зерна для царской армии. Постепенно общество обрастало новыми квалифицированными специалистами. За опытом в Минск приезжали гости из Вильно, Варшавы, Витебска, Люблина. И даже сам ковенский губернатор, будущий глава российского правительства Петр Столыпин наведался, чтобы подучиться у Войниловича финансовым делам, да назвал за обедом хозяина «минским Бисмарком». Впоследствии обоих реформаторов связали тесная дружба и… соперничество.
Одним из самых важных, торжественных и шумных событий в деятельности общества стала Минская выставка 1901 года, посвященная его 25–летию. Как видно из «Воспоминаний», выставке посвящалась польская брошюра Болеслава Грабовского. Однако мне не удалось найти это, очевидно, очень редкое издание. Может, кто из читателей знает следы его местонахождения?
Политик, мыслитель, гуманист
Минское общество сельского хозяйства превратилось для Эдварда Войниловича в своеобразный трамплин для подъема в 1906 году на более высокую ступень — в Государственный совет Российской империи, где он представлял сначала только Минскую губернию, а потом был избран депутатом «от Литвы и Руси». Там приобрел новых сторонников и друзей, среди которых выделялся Петр Столыпин. Последнему стоит уделить больше внимания.
Как уже отмечалось, с великим русским реформатором Войнилович познакомился еще в Минске. Первая петербургская встреча ограничилась рукопожатием, вторая — несколькими фразами. Зато третья, состоявшаяся в ложе Таврического дворца, началась с обращенной к Войниловичу фразы: «Итак, входя, перекрестимся и подадим себе руки ради совместной работы».
Далее, характеризируя «наиболее выдающихся коллег–россиян», Войнилович дает своему соратнику Петру Аркадьевичу Столыпину, уже премьер–министру, более подробную характеристику: «Безусловно, это незаурядная личность, все время идущая путем своих четко определенных убеждений, не обращающая внимания на условия, среди которых этот путь следует пробивать, и устраняющая без сомнений все то, что ей на этом пути препятствовало…»
Войнилович даже навещал Столыпина на его министерской даче, расположенной на Аптекарском острове. Премьер–министр уговаривал минского гостя занять пост «вице–министра сельского хозяйства», подчеркивая, что его кандидатура рассматривалась и была апробирована в Царском Селе, что «ради пользы дела он должен пожертвовать своими временем и способностями». На это Войнилович отвечал, что «никогда не служил, поэтому не обладает никаким бюрократическим опытом; что не был даже «столоначальником», а из него хотят сделать министра».
Наконец, следует сказать, что Столыпин спокойно реагировал на аргументированную критику Войниловича. Отвечая на нее в перерыве одного из заседаний, крепко пожал критикующему руку и ответил: «То, что вы мне говорили, хотя оно против меня направлено, было настолько справедливо и так спокойно сказано, что я не мог протестовать». Пример самокритики, достойный подражания.
С началом Первой мировой войны Э.Войнилович вернулся на родину, где оказывал значительное содействие беженцам и другим жертвам войны. Помогали Эдварду члены Минского общества сельского хозяйства, савичевские крестьяне, имевшие к нему «огромное доверие». Однако в связи с мародерским погромом 1918 года и приближением линии фронта Э.Войниловичу пришлось выехать из Савичей сначала в Несвиж, а потом в Варшаву, где он пытался сплотить вокруг себя земляков, повлиять на заключение Рижского договора, разделившего белорусские земли на две части. Трижды пробовал перебраться через кордон на родину, но не удавалось. Под его председательством 29 апреля 1921 года в Варшаве состоялось последнее заседание Минского общества сельского хозяйства. А затем пошли серые будни. В бездействии немолодой эмигрант чувствовал себя неуютно. Собирал вырезки газетных статей о Белоруссии. В конце концов, переехал из польской столицы в Быдгощ, очевидно, к друзьям по «аграрной практике» в молодые годы, где, утверждает польский историк Януш Ивашкевич, «снискал огромнейшее уважение. Стал патриархом многочисленного осевшего там «кресового» землячества. О почтении, которым был окружен, свидетельствовали толпы, сопровождавшие одноконную повозку с обыкновенным его гробом из сосны. Ибо такого самого скромного захоронения требовал для себя в завещании сам Умерший».
Вслед уместно будет процитировать слова из некролога, написанного польским общественным деятелем Яном Лютославским: был он «факелом, светившим особенным светом моральным». Самым веским аргументом здесь может служить строительство Эдвардом Войниловичем в Минске храма на нынешней площади Независимости, выбор места, имени и стиля которого не стали случайными. «В результате ударов, свалившихся на меня по воле Всевышнего, — записал Эдвард Войнилович в «Воспоминаниях», — решил я свершить умоляющее пожертвование: построить святыню под именами патронов моих умерших детей, святых Симеона и Елены, выбрал для этого Минск как место, куда я вложил наибольшую часть своего общественного труда и где возведение второй святыни являлось делом наиболее срочным. Притом мне хотелось, чтобы в Минске возвышалась святыня, имеющая определенное отличие на фоне разноцветных куполов более новых формаций».
19 мая 1905 года поступило разрешение начать строительство на стыке улиц Захарьевской и Трубной. Тогда последовал выбор возможных образцов и архитектурных концепций. «Не хотел я, — говорится в «Воспоминаниях», — останавливаться на готическом стиле, во–первых, слишком политизированном затеянными тогда стройками католических святынь в России, во–вторых, слишком отличающемся от православных святынь, существующих в нашем крае и затем будто подчеркивающих расхождения в верованиях общественных классов, ибо преимущественная часть крестьянства являлась православной, а владельцы землей оставались католиками. И поэтому я выбрал романский стиль, расцвет которого пришелся на эпоху, когда восточная церковь оставалась в единстве с Римом».
Приведенные выше строки свидетельствуют, насколько Войнилович деликатен, не желая католическо–православного противопоставления, стремясь к общехристианскому единству. Впрочем, только недостаток места не дает мне возможности процитировать высказывания Эдварда Войниловича, где он защищает права иудеев–евреев и мусульман–татар. И это было проявлением традиционной со времен ВКЛ религиозно–этнической и культурной толерантности, равенства всех народностей белорусских земель. У великого реформатора и гуманиста мы обязаны прежде всего учиться. А одновременно и почитать его память.
По просьбе минских католиков и с соблюдением всех юридических требований 11 июня 2006 года прах Эдварда Войниловича перевезли из Польши в Беларусь и торжественно перезахоронили слева от главного входа в минский костел Святых Симеона и Елены.
Адам МАЛЬДИС, доктор филологических наук.