(Окончание. Начало в №34). Литва: Первая и Вторая Республики ч.1
Какими были Первая и Вторая Литовские Республики, что их объединяет, в чем различие? Какова их роль в мировой истории?
По просьбе «ЛК» на эти и другие вопросы отвечает габилитированный доктор наук, профессор кафедры социологии философского факультета Вильнюсского университета Зенонас Норкус, автор книги «Два десятилетия независимости. Капитализм, классы и демократия в Первой и Второй Литовской Республике с точки зрения сравнительно-исторической социологии» («Du nepriklausomybės dvidešimtmečiai»).
— Причины эмиграции в довоенной Литве и сейчас? Какова роль эмиграции в развитии литовского общества?
— Статистические данные об эмиграции и иммиграции из Литвы имеются с середины ХIХ века. Они показывают, что за исключением советского периода, эмиграция всегда преобладала над иммиграцией. Согласно подсчетам профессора Людаса Труски, в 1868 – 1914 годах из Литвы эмигрировало 25 проц. ее населения, и по этому показателю среди Европейских стран она «отставала» только от Ирландии. Только в США по данным другого эксперта Альфонсаса Эйдинтаса в 1899 – 1914 годах ежегодно выезжало в среднем 18 тысяч литовцев. К этому числу надо добавить значительное число уезжающих лиц еврейской национальности.
После обретения независимости эмиграция возобновилась, но из-за введенных США ограничений она в основном направилась в страны Южной Америки (Аргентину, Бразилию, Уругвай). Рекордным был 1927 год, тогда эмигрировало около 18 тысяч лиц. Однако во время второго десятилетия существования независимой довоенной Литвы эмиграция резко упала, а основную ее часть стали составлять лица еврейской национальности, выезжающие в Палестину и Южную Африку. Всего в межвоенный период из Литвы эмигрировало около 80 тыс. лиц, или в 7 – 8 раз меньше по сравнению с постсоветским периодом, когда из Литвы выехало 600 тыс. человек. Вместе с резко упавшей рождаемостью это привело к уменьшению населения Литвы с 3689,8 тыс (данные всеобщей переписи 12.01.1989) до 3043,3 тыс. (данные переписи 01.03.2011).
За последние два года население Литвы еще уменьшилось – до 2971,9 тыс. к началу 2013 года. Благодаря значительному естественному приросту населения эмиграция в межвоенный период не помешала росту населения – в 1923 -1939 годы число жителей Литвы в ее тогдашних границах (с Клайпедой, но без Вильнюсского края) выросло с 2174 тысяч до 2498 тысяч, или около 15% (данные историка Пятраса Гаучаса). Это приблизительно соответствует его процентному уменьшению (17,5 проц.) в постсоветский период. Причины эмиграции из Литвы в межвоенный период – в основном экономические, за исключением еврейской эмиграции в Палестину. Эти причины, видимо, преобладают и теперь, но для более точного ответа нужны специальные исследования.
Литовская диаспора сыграла огромную роль в создании литовского независимого государства после Первой мировой войны. На собранные в ее среде (в США) средства в годы Первой мировой войны в Швейцарии работало Литовское информационное бюро, без деятельности которого главы государств-победительниц, наверное, остались бы в убеждении, что Литва – это всего лишь провинция Польши.
Переводы долларов в разоренную войной Литву сыграли важную роль в быстром восстановлении хозяйства страны. Около 20 тысяч эмигрантов вернулись в страну, пытаясь заняться предпринимательской деятельностью. Правда, эти попытки были не всегда удачными. Об этом можно почитать в сатирическом романе «Франк Крук», который еще в межвоенное время опубликовал ныне позабытый (из-за политически неправильного поведения в 1940 году) литовский писатель Пятрас Цвирка.
Вообще-то роль эмиграции в строительстве Литвы межвоенного времени вполне можно сравнивать с той, которую в борьбе за восстановление независимости Литвы сыграли эмигранты 1944 года, покинувшие Литву по политическим причинам – поэтому их правильнее называть беженцами. Но в восстановленной независимой Литве они и их потомки более активно проявили себя на политическом, чем на экономическом поприще. А какова будет роль в истории Литвы эмигрантов последней волны – покажет будущее.
— Есть ли обратная сторона у процессов европейской интеграции Литвы?
— С 2004 года Литва из одних только структурных фондов Евросоюза ежегодно получает 4-6 млрд литов дотаций, что составляет 4-5 проц. совокупного внутреннего продукта Литвы, который в 2012 году составлял 113,7 млрд литов в текущих ценах. Эта сумма составляет около 20 проц. доходов годового литовского национального бюджета (надо уточнить, что в данном случае в бюджет не включаются доходы и расходы «Содры»). По оценкам международных и литовских экспертов, если бы Литва в 2004 году не вступила в Евросоюз, ее годовой совокупный внутренний продукт к 2014 году не превышал бы 100 млрд литов.
Разумеется, за это когда-нибудь придется заплатить: когда по совокупному внутреннему продукту на душу населения Литва достигнет среднеевропейского уровня, она из страны -получателя станет страной-донором, помогающим еще более бедным странам – новым членам Евросоюза. По ныне складывающимся обстоятельствам наиболее «ёмким» получателем станет не Турция, а Украина.
Членство в Евросоюзе облегчило эмиграцию. Это позволило сократить безработицу, хотя она при всем при этом остается высокой (около 10 проц. работоспособного населения). Так что опасения национально-консервативной части литовского населения насчет волны иммигрантов, которая скоро захлестнет Литву, пока преждевременны. А когда это случится, ирония истории будет в том, что иммигранты в Литву, вероятнее всего, будут прибывать из тех же стран (тогда «республик»), из которых они приезжали в советское время.
— В одном из интервью вы сказали, что видите вариант развития для Украины – создание конфедерации наподобие Швейцарской. Считаете ли вы по-прежнему этот вариант одним из наиболее оптимальных?
— Конфликты, раздирающие нынешнюю Украину, во многом напоминают то, что происходило здесь, в Литве, в 1918-1920 годах. Это сейчас, само собой разумеется, что быть литовцем – это значит разговаривать по-литовски. В 1918-1920 годах это было не так очевидно. Многие жители Литвы (особенно в ее восточной части) считали себя литовцами, но говорили на польском языке или на местном наречии, которое языковеды обозначают как разновидность белорусского языка. Или просто не знали, кто они такие, и называли себя попросту «тутейшими» (местными). Творцы независимого литовского государства не представляли его без древней столицы Литвы – Вильнюса. А «по-простому» или по-польски говорящих жителей его окрестностей рассматривали как «заблудших», то есть забывших родной язык литовцев.
А в самом Вильнюсе значительная часть населения уже однозначно и решительно определила себя (а поэтому по современным меркам и была) поляками, поддерживая политические силы в Польше, которые рассматривали Вильнюс как часть воссоздаваемой Польши, а жителей окрестностей Вильнюса – как «некультурный» этнографический материал, подлежащий включению в польскую нацию.
В разгоревшейся польско-литовской борьбе за Вильнюс множество людей («неправильных» литовцев или «тутейших») должны были определяться – кто они такие – «правильные» литовцы или «правильные» поляки? Можно привести много примеров, как по-разному определялись члены той же семьи – братья и сестры. Вильнюс переходил из рук в руки и, в конце концов, остался за Польшей, которая намного превосходила Литву военной силой. В 1921 году, когда Польша уже готовилась юридически оформить аннексию Вильнюса, бельгийский политик Пауль Химанс, действовавший по поручению Лиги Наций (прообраза нынешнего ООН) разработал проект, как решить проблему Вильнюса.
По первоначальному варианту, который позже был немного исправлен соответственно пожеланиям литовской стороны, Литва должна была стать федеральным государством «швейцарского образца», состоящим из двух кантонов (Каунасского и Вильнюсского) со столицей в Вильнюсе. Предусматривался военный внешнеполитический и экономический союз федеративного Литовского государства с Польшей, а также польско-литовское двуязычие (два «официальных языка») во всей Литве.
Сразу после февральской революции 2014 года в Киеве c проекта Химанса было возможно попросту списать схему нового государственного устройства Украины, изменив названия и, возможно, предусмотрев большее количество кантонов. После аннексии Россией Крыма применение этого проекта к Украине вряд ли возможно в первоначальном виде. Но я по-прежнему считаю, что без федерализации, хотя, может быть, и не столь далеко идущей, Украине свои проблемы государственного устройства не решить и кровопролития не остановить.
Альтернатива федерализации – деление украинцев на «правильных» и «неправильных» (говорящих по-русски), ставящее последних перед дилеммой: или обратиться в «правильных» украинцев, или стать по определению чужим и враждебным русским меньшинством на Украине.
Так как Вильнюсский край остался за Польшей, большинство «неправильных» (польскоязычных) литовцев в 1920 -1939 годах определились быть поляками. По современным понятиям, которые предусматривают свободный выбор личностью не только национальной принадлежности, но и пола, они ими и стали, а также такими остались после 1939 года, когда восточная граница Литвы опять поменялась. Только вот из членов «национального большинства» в Польше они стали одним из национальных меньшинств в Литве.
Возвращаясь к Украине, федерализация там вряд ли возможна, пока у власти в Киеве преобладают политические силы, по складу своего мышления близкие литовским и польским националистическим движениям 1920-х годов. Вообще, когда слушаю и читаю многих украинских (да и белорусских и русских) политиков и авторов, испытываю чувство, что на машине времени переношусь в прошлое на 70-90 лет назад, когда в Литве и Польше полыхали такие же первобытные националистические страсти.
— Благодарю за беседу.
Книгу профессора кафедры социологии философского факультета Вильнюсского университета Зенонаса Норкуса «Два двадцатилетия независимости. Капитализм, классы и демократия в Первой и Второй Литовской Республике с точки зрения сравнительно– исторической социологии» («Du nepriklausomybės dvidešimtmečiai») можно прочесть на интернет-странице http://web.vu.lt/fsf/z.norkus/files/2014/02/Du20me%C4%8Diai.pdf).
Галина КУРБАНОВА