Известная литовская артистка Мигле Поликявичюте окончила актерский факультет Литовской академии музыки и театра в 2008 году (руководитель курса — знаменитый литовский режиссер Римас Туминас), ныне — актриса Национального театра литовской драмы, на сцене которого — динамично, вдумчиво и страстно — создает образы героинь классических и современных пьес. Обладательница высшей театральной награды Литвы — «Золотого креста сцены — 2007».
— Уважаемая госпожа Поликявичюте, помните ли Вы сыгранную на сцене Вильнюсского Малого театра свою Нину Заречную — героиню чеховской «Чайки», влетавшую на сцену в костюме для верховой езды и готовую, казалось, скакать во весь опор навстречу мечтам и счастью?
— Непреходящую любовь к творчеству Чехова нам привил наш педагог Римас Туминас (создатель ряда блистательных спектаклей, в том числе памятного чарующего «Вишневого сада» (1990 г.), ознаменовавшего рождение Вильнюсского Малого театра. — Т. Б.), режиссировавший и «Чайку». Роль Нины в этом спектакле была моей дипломной работой. Всякая роль как-то соотносится с определенным периодом твоей собственной жизни, а то время для меня было нелегким, поскольку предстояло перейти от упорядоченной академической жизни к самостоятельной профессиональной. Нас с Ниной Заречной роднило ощущение неизвестности и новизны простирающегося перед тобой жизненного пространства. Мне хотелось и внешних перемен, поэтому я очень коротко остригла волосы, пред тем — длинные, до пояса. Увидев меня с короткой стрижкой, Туминас решил одеть нас с Ниной в мужские брюки и высокие сапоги, таким образом сделав чеховскую героиню наездницей — в начале первого действия «Чайки». (Платье для выступления Нина привозила с собой и перед представлением пьесы Треплева переодевалась.) Костюм и облик наездницы стал дополнительным штрихом к образу достаточно эмансипированной дворянской девушки с другого берега «колдовского озера». Думаю, что и при ином раскладе судьбы Нина Заречная все равно вырвалась бы из провинциального удушливого захолустья на свободу. Счастлива ли она в конце концов? Думаю, да, ибо счастье — это путь. Путь Нины был трудным, и мне кажется, что она избрала правильную дорогу и достойно прошла ею, не сделав никаких ошибок, так как была и осталась верна себе, велению своего сердца. Эти ее качества мне особенно близки: я тоже в юности была охвачена неукротимым порывом — поступить в Академию, стать актрисой. Сей путь нелегок, но прекрасен.
— Могли бы Вы сегодня, будучи известной актрисой, повторить постулатные слова многое испытавшей, но не сломленной судьбою Нины Заречной: «Когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни»?
— Да, могла бы.
— Присущими Вашей Нине в начале «Чайки» бойкостью, цветущей, словно сад в майское утро, свежестью, полнотой чувств отличалась и сыгранная Вами Хильда из драмы Генрика Ибсена «Строитель Сольнес». Режиссер этой постановки Яна Росс озаглавила спектакль «Мастер Сольнес» (2009 г.) и значительно, по сравнению с драматическим текстом, омолодила главного героя, которого играл артист Альгирдас Градаускас. Однако лейтмотив образа Вашей Хильды + «Юность — это возмездие», как и юный возраст ее, остались в общем ибсеновскими. В роль Хильды вошли элементы акробатического этюда и модерного танца. Как осуществлялось артистическое пребывание в художественном мире корифея норвежской литературы?
— Артистическое самоощущение в мире Ибсена непростое: текст гениального норвежского писателя необычайно сложен, глубок, философичен. Он, текст, обладает огромной силой художественного противодействия — за каждую твою исполнительскую ошибку будешь наказан именно ибсеновской текстуальной непреложностью. Текст роли Хильды на редкость афористичен при том, что она абсолютно целеустремленная эмансипированная девушка, каждым словом, каждым жестом, делом бунтующая против своего мещанского провинциального окружения, против обывательской рутины. Сольнес для нее — обожествляемый идеальный герой, художник, Строитель, мастер, однако и он — всего только человек, в меру земной, в меру грешный, и к тому же смертный. Играя Ибсена, приобретаешь бесценный творческий опыт, при том осознаешь, что еще не настало твое время требовать для себя «королевство — на стол».
— Образы принадлежащих к кругу образованных людей своего времени и, по тем временам, весьма эмансипированных девушек — чеховской Нины Заречной и ибсеновской Хильды Вангель — Вы создавали с той же драматической полнотой чувств, с тем же артистическим энтузиазмом, что и образы девушек из простонародья — служанок, живущих трудом рук своих. Что значит для Вас сословная принадлежность героини?
— Сословная принадлежность героини для меня второстепенна, куда важнее раскрыть психологическую уникальность предлагаемого женского характера. Чем именно определяется внутренний склад человека, его система жизненных действий, — это в каждом конкретном случае актеру надо исследовать особо.
Образы служанок в русской и европейских литературах составляют обширную парадигму. В ней, этой парадигме, находим и преданных своим хозяйкам-сверстницам бойких милых девушек, таких, как, например, Настя в «Барышне-крестьянке» А. С. Пушкина или Лиза из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». Обе они, крепостные девушки, охотно и весело помогают своим барышням в любовных проделках и проказах. В романе Эмиля Золя «Страница любви» присутствует живущая в доме богатой вдовы — в Париже — всецело примерная взятая из деревни служанка Розали, которая трудится по хозяйству не покладая рук, а свободное время целомудренно проводит со своим тоже приехавшим из деревни женихом, отбывающим в столице воинскую повинность — солдатскую службу.
В романе Флобера «Госпожа Бовари» служанка Фелисите искренне сочувствует и по мере сил пытается помочь запутавшейся в долговых обязательствах хозяйке Эмме Бовари, а героиня новеллы Стефана Цвейга «Лепорелла» — немолодая и некрасивая, родом из австрийской горной деревушки Кресценца, живущая в прислугах у венских аристократов, одержима рабской преданностью хозяину настолько, что хладнокровно убивает хозяйку, а потом кончает жизнь самоубийством.
— В веселом, стилизованном под старину спектакле режиссера Габриэле Туминайте «Случайность» (2008 г.) по пьесе Проспера Мериме из цикла «Театр Клары Газуль» Вы жизнерадостно и увлеченно играли смышленую служанку Риту, пребывающую в окружении четырех высокородных девиц, а теперь, спустя семь лет, предстаете служанкой Юлией в реалистической пьесе венгерского писателя Ференца Мольнара «Лилиом» (1909 г.), поставленной на сцене Национального драматического театра Литвы венгерским режиссером Ласло Багоши. Кто из них Вам ближе по душе — испанка Рита или венгерка Юлия, отнюдь не без взаимности влюбленная в подневольного, как и она, красавца карусельщика Лилиома (актер Дайнюс Гавянонис), который вскружил ей голову, бесплатно — в знак любви! — катая, кружа ее на карусели?
— Душевно мне ближе Рита — исполненная радости жизни и, может быть, даже ненавязчиво управляющая всем этим стилизованным комедийным действием «Случайности», которая, кстати, также (наряду с «Чайкой») была нашей дипломной работой. А Юлия из «Лилиома» мне дорога присущей ей верностью сердца — верностью в любви, верностью мужу даже после его смерти. Режиссер Ласло Багоши основное внимание сосредоточил на тех «хождениях по мукам», которые предстояли главным героям пьесы — Лилиому и моей Юлии. Мотив их взлетающей в поднебесье на карусели страстной любви — и в пьесе, и в спектакле — априорно трагичен.
— Задержимся еще в Венгрии, уже современной, где происходит действие поставленной режиссером Рамуне Кудзманайте пьесы братьев Пресняковых «Hungaricum», а Вы играете безымянную, типологически узнаваемую и решительную, чем-то напоминающую шаловливых героинь фильма знаменитого чешского режиссера Веры Хитиловой «Маргаритки», Девушку из приграничного городка. Где Вам артистически сподручнее находиться — в «легенде предместья», как определен жанр «Лилиома», иль в «печальном детективе» «Hungaricum»?
— В «Hungaricum» было легче, так как там все узнаваемо, привычно, а в роли безымянной Девушки нет особых примет, однако это не исключает необходимости найти соответствующий жанру и режиссерскому замыслу способ сценического существования. В спектакле «Hungaricum» для меня очень интересна была работа в дуэте с бесконечно талантливым Мартинасом Недзинскасом, играющим «живую скульптуру». Моя героиня была бы не прочь уехать из приграничного захолустья с этим привлекательным молодым австрийцем куда-нибудь, например, в Вену, на музыкальный фестиваль.
* * *
Труднейшая, на мой взгляд, роль Мигле Поликявичюте — роль, требующая особенного сострадания, — образ умственно отсталой девушки Доры в поставленном Рамуне Кудзманайте на сцене Национального драматического театра Литвы спектакле «Сексуальные неврозы наших родителей» (2007 г.) по пьесе современного швейцарского автора Лукаса Барфусса. Роль Доры принесла тогда еще студентке-третьекурснице Мигле Поликявичюте «Золотой крест сцены — 2007» за лучший дебют.
Среди очень немногочисленных образов умственно неполноценных (как Дора, от рождения) девушек в литературе и кино вспоминаются ведущая в хлеву среди животных какое-то полуживотное существование Дезире из романа Эмиля Золя «Проступок аббата Муре»; не по годам физически развитая, но «с зачатками какой-то мозговой болезни» резвая Зойка — в рассказе И. А. Бунина «Зойка и Валерия» (входящем в цикл «Темные аллеи»), а также отважно сыгранная русской актрисой Татьяной Друбич инфантильная великовозрастная «девочка» в кинокартине Александра Зельдовича «Москва» (2000 г.) по сценарию несравненного мастера современной русской прозы Владимира Сорокина.
* * *
Мигле Поликявичюте передавала ущербность несчастной Доры очень точными и экономными изобразительными средствами: моментами Дора, как зверек, озиралась по сторонам, моментами — расплывалась в блаженной улыбке, и походка ее была необычной — одной ногою она делала большой шаг, а другой — маленький, приставной.
— Расскажите, пожалуйста, уважаемая Мигле, как шла Ваша, по всей видимости, кропотливейшая работа над принадлежащей эстетике натурализма ролью Доры?
— И мимика, и походка, и вся пластика роли Доры — следствие и соответствие ее внутреннего мира. Да, Дора неадекватна в глазах окружающих ее людей, но какая-то внутренняя жизнь, определенные, подчас гипертрофированные чувства, ей присущи — доброта, открытость…
Мне хотелось раскрыть логику ее характера, а также отображенные в сюжете пьесы попытки приемлемой социальной адаптации таких больных, как Дора. Об этом свидетельствует ее, девочки из явно не бедной семьи, устройство на работу — подсобницей в овощной лавке.
В пьесе диагноз Доры не конкретизирован, и мы, создатели спектакля, его уточняли, как интуитивно, так и опытным путем — посещая медицинские центры, где содержатся дети и подростки с недостатками умственного развития. Кое-что из увиденного там вошло в рисунок роли Доры. Каким видит мир, что чувствует такой человек, мы никогда не узнаем, можем только догадываться. (Уильям Фолкнер в романе «Шум и ярость» гениально показал это, создав образ Бенджи. — Т. Б.) Я испытывала к своей Доре глубокую и нежную любовь, внутренний мир ее воссоздавала на основе этой любви и убежденности в том, что сценически к упомянутому персонажу следует подходить с масштабом полноценной личности.
— Какие темы в искусстве и жизни, какие жанры представляются Вам наиболее благоприятными для создания полноценных и актуальных сценических образов?
— Интересны все жанры: и мюзикл, и комедия, но в настоящее время мне ближе всего психологическая драма. Что касается тематического содержания, то это темы судьбы, призвания, внутреннего конфликта. Мне интересны люди, не похожие на меня: играя такого рода героинь, постигаешь дотоле тебе не ведомые психологические глубины.
— Наблюдая Вашу отточенную, импульсивную, интеллектуальную игру, возникает воспетое погибшим на войне поэтом Михаилом Кульчицким ощущение «такого простора, / чтоб парусом взвились заштопанные шторы». К тому же Вы — сама женственность, Мигле, а женщинам от века полагается любить украшения, цветы и сладости. Что из этого набора «обязательных женских пристрастий» предпочитаете Вы?
— На текущий момент люблю серьги, пионы и пирожные с кремом.
— Спасибо за беседу.
Татьяна БАЛТУШНИКЕНЕ
Cvetok mojei mecty