Система тюрем нуждается в реорганизации, говорит министр юстиции Элвинас Янкявичюс. Не только говорит, но и предпринимает действия. Арестованные лица, ожидающие решения суда, с осени могут содержаться под стражей не только в четырех следственных изоляторах, но и в исправительных домах. Подписан приказ, изменяющий положения об учреждениях исполнения наказаний и взятие под стражу, который вступит в силу с 1 сентября.
– Вы человек молодой, но уже имеете немалый опыт. Вы – вильнюсец, были мэром Варены, стало быть, знаете жизнь не только провинции, но и города. Вы работали вице-министром внутренних дел, советником премьера. Первые ваши шаги на посту министра юстиции надо приветствовать, вы затронули актуальные проблемы, с вашим приходом они стали резонансными и открытыми общественности. Вопрос начну с обычного выражения: тюрьма человека «не лечит». Эту точку зрения когда-то высказал генеральный комиссар полиции, позже министр внутренних дел и нынешний премьер. Военизированный режим с небольшой частью надзирателей все-таки не может перевоспитать человека. Как вы полагаете, сейчас, при наличии небольшого числа надзирателей при довольно слабой работе разведки, оперативных служб, можно ли надеяться, что вышедший на свободу человек исправился в заключении?
– Можно сказать, что это почти правда – тюрьма «не излечивает», однако надо сказать, что у нас есть и хорошие примеры. Люди, которые попали в заключение на более короткий срок, особенно те, на которых распространяется условное освобождение, позже ресоциализируются, то есть кто попадает за решетку на более длительный срок или совершает второе преступление, они потом возвращаются обратно – такова статистика. Однако по этому вопросу есть небольшой лучик света на темном небе, потому что реорганизуем и Службу пробации (осуществляет надзор за осужденным, освобожденным от заключения на время испытательного срока). Думаю, Служба пробации – это будущее нашей системы исполнения наказаний. Какова наша главная цель, когда мы говорим об осужденном? Наша главная цель – чтобы он исправился, отбыв наказание, ресоциализировался и, выйдя на свободу, не совершал снова преступлений, нашел работу, создал семью, растил детей и стал полноценным гражданином нашего общества. К этому мы и стремимся. Сейчас программы ресоциализации, с моей точки зрения, неэффективны. Можно начать с самого маленького примера, потому что я езжу по всем учреждениям заключения, и когда я захожу там в библиотеку (а захожу я в библиотеку места заключения), я там вижу книги на определенные темы – мафия, не сдавайся, обет молчания и т. д. Они прочитывают эту литературу и «повышают квалификацию». Мы должны изменить их точку зрения, должны прививать им, чтобы они поняли, что должны изменить себя, что добро – по ту сторону стены. Я думаю, что тогда, когда мы усилим реструктуризацию, сделаем помещения камерного типа, когда осужденные не будут подвергаться унижениям, когда мы улучшим условия работы надзирателей, тогда у них будет мотивация работать, и ситуация исправится. Однако это вопрос не полугода, не года, а длительный процесс.
– На реорганизацию тюрем нужны большие средства. Правда ли, что в пропорциональном смысле с другими государственными сферами находящимся в местах заключения выделяются такие средства?
– Сейчас у государства несколько иные приоритеты, но думаю, что это правильно. Ведь один из основных приоритетов – уменьшение социальной отчужденности. Мы говорим о пенсионерах, о детских деньгах, о медиках, об учителях — всем надо повышать зарплаты. В каждую эту систему нужно инвестировать немалые средства. Во все периоды тюрьмам выделялось меньшее финансирование, чем оно должно быть. Мы это понимаем, если говорить о самих осужденных, они совершают преступления и наносят ущерб обществу, государству, и еще, надо понимать, что их содержание в тюрьмах обходится государству в немалые средства. Поэтому мы стараемся использовать как можно меньше средств из бюджета, стараемся привлечь деньги норвежских фондов, и это действительно возможно. Нынешний бюджет Департамента тюрем – 70 млн евро, но средств не хватает. Я полагаю, что, проведя реорганизацию, уменьшив количество единиц юридических лиц (сейчас каждое учреждение заключения – это отдельная юридическая единица), систему можно сделать более эффективной.
– Все эти негативные вещи в этой системе не появились только с вашим приходом, они не появились в течение нескольких лет. В общественном пространстве мы слышим о коварстве, о преступлениях: «верхи», «парни», «петухи», «лошади», «духи». Прозвища имеют и заключенные, и надзиратели, которые обеспечивают заключенных чем только хочешь. Поинтересовавшись этим, понимаешь, что такие вещи происходят не только в Литве, но и в России, на всем постсоветском пространстве, в конце концов, и в Германии, и в Америке. Со времен Советского Союза ничего здесь по сути не изменилось, только появились более современные технологии, мобильные телефоны, появились те преступления, которые организуют сидящие в тюрьмах лица. Как вам видится, это постоянное состояние этой системы, «больна» ли эта система и с этим надо смириться?
– Мне кажется, что это диагноз и это – многолетние проблемы, которые не сформировались в течение двух, трех или четырех лет. Это «болезнь», и, считаю, что часть «больных» выздоравливает, говоря об организации системы исполнения наказаний, более эффективном распределении средств. Касты, как вы уже упоминали, в большей или меньшей степени существуют во всем мире. Люди так устроены, что они должны иметь лидеров. Даже если переведем этих лидеров в другие заведения, найдется другой лидер, который менее агрессивен и совершает меньше проступков. Нам очень важно то, если будем говорить об осужденных, что надзиратели и работники – очень важны, о них я скажу отдельно, однако если говорим о заключенных, то права человека должны быть гарантированы. Не может быть, чтобы заключенный, попав в тюрьму, стал испытывать насилие со стороны других заключенных, что его жизни будет грозить опасность и его будут унижать – таких вещей не должно быть. Положение понемногу исправляется. Как я уже упоминал, за полгода слишком много не сделаешь.
На днях мы открываем 360 новых мест камерного типа – в них будут размещаться по два-три человека, это не будет целый отряд. Правительство финансирует строительство нового Шяуляйского следственного изолятора, но это не будет только следственный изолятор, мы всем учреждениям придаем мультифункциональный статус: тюрьма, исправительный дом. Заборы уже возведены, начинается строительство административного здания, там будет тоже около 800 мест камерного типа, а это значительно улучшит систему. Иными словами, появится больше новых помещений камерного типа.
– Мы говорим о взаимоотношениях между заключенными и заправилами. С другой стороны, когда у надзирателей небольшие зарплаты, когда видишь большое количество нелегально принесенного в места заключения алкоголя, появляются проститутки, то, может, следует говорить и об их определенном сближении, определенном экономическом процессе между заключенными и тюремными надзирателями?
– Я не приравнивал бы надзирателей к заключенным. Конечно, следует сказать, что надзиратели работают и по ту сторону стены, там, где сидят заключенные, какую-то часть дня они проводят вместе, условия там действительно плохие, зарплаты низкие, кабинеты – никудышные, существует общение, напряжение, там есть и действительно неприятные запахи, поэтому мы видим, что надо уделять большее внимание нашим должностным лицам, начиная с зарплат и кончая униформой. Униформы сейчас неудобны в носке, потому что в жаркое время люди в них сильно потеют, размеры совершенно не подходящие, работники получают униформу, но еще и за свои деньги подгоняют ее, чтобы соответствовала размеру. Обучения, которое должно быть, вообще нет. Я надеюсь на бюджет следующего года, уже запланированы более существенные ассигнования на оплату труда, фонд зарплаты будет увеличиваться и статутные должностные лица получат более высокие зарплаты – а это серьезный стимул.
– Проблемы в местах заключения отражают и определенные проблемы общества, человек, может, и не рождается плохим, но мы живем в такой период, когда идеология сюрлиберализма появляется со школьных времен, когда ученики знают свои права, а обязанности – нет. Даже учителя жалуются, что не могут управляться с учениками. Ровно то же я вижу, что нынче организаций, защищающих права осужденных, — более десятка, в то время как права пострадавших от преступников защищает одна организация. Что, по вашему мнению, тут происходит?
– У заключенных действительно хорошая смекалка: они жалуются на разные вещи и забывают о своих обязанностях. Я мог бы привести несколько фактов. Например, если дверь туалета на четверть не достает до пола, тогда пишут жалобы, что другие заключенные могут увидеть, где его ступни: они повернуты в одну сторону или в другую, тогда можно решить, чем занимается заключенный. Если мы проводим обыски, то в соответствии с порядком заключенных выстраивают вместе с должностными лицами на площадке, когда другая группа заходит в комнаты и делает обыск, а если в это время идет дождь – они жалуются. И все-таки в тюрьмах права человека должны быть гарантированы, и мы будем добиваться этого, это будет сделано. Согласен, что это – отражение нашего общества, наше общество таково. Определенная часть общества в силу тех или иных причин вступает на неправильный путь, совершает преступления и таким образом изолируется от общества. Каждому человеку я желаю выбрать тот хороший и правильный путь, не пойти по кривой дорожке, не совершать преступлений и проступков, потому что правильный путь – создавать гражданскую ценность, растить детей и любить Литву. Сейчас общественность видит, что, коль попадешь по ту сторону стены, там условия не ахти какие.
Беседовал Гядиминас Якавонис, www.respublika.lt