«К сожалению, Нобелевская премия в последние годы утеряла часть своего обаяния в силу того, что некоторые критерии размываются, вместо них насаждается политизированный посыл.
Сейчас она очень подвержена критическим высказываниям, независимо от того, кто где находится и к какому лагерю принадлежит», – сказала в интервью «ЛК» петербургская поэтесса и эссеист, главный редактор литературного журнала «Нева» Наталья Гранцева. Она по приглашению Международного медиаклуба «Формат-А3» приняла участие в публичной встрече в Вильнюсе на тему «Литература сегодня: миссия или бизнес?»
Журнал «Нева» в прошлом году отметил 60-летний юбилей. В разное время с его страниц к читателям приходили произведения известных писателей и поэтов, да и сегодня он продолжает держать планку литературного журнала, привлекая к себе разные поколения авторов – и открывая все новые имена.
– Сегодня средства массовой информации представлены очень разносторонне – бумажные, электронные издания, старающиеся как можно быстрее реагировать на происходящие события. Как журналам удается выстоять в этом бурном потоке информации?
– Скажу, что не просто. Предыдущее поколение авторов было очень мощное, сильное именно с художественной точки зрения, но время берет свое и ротация все равно происходит, приходит другое поколение. Например, у нас в журнале есть разные разделы (публицистика, эссеистика, критика), но поскольку сама критика уже «плачет о том, что она умирает», а молодые публицисты вообще не понимают, о чем писать, потому хоть у нас и появляются критические и публицистические материалы, но их пишут люди старшего поколения, это они высказываются по животрепещущим проблемам. К сожалению, очень узкий круг публицистических тем может появляться в журнале, остальные – в силу специфики журнального процесса не успевают за жизнью. Пока автор напишет аналитический материал, пока предложит его журналу, который выходит раз в месяц – в итоге публикация может появиться только через несколько месяцев. Спустя такое время она может потерять свою актуальность.
Поэтому в отличие от журналов, у других печатных площадок, у других форм быстрого реагирования, таких как газеты, интернет-порталы, блоги, есть больше возможностей. Именно там концентрируется та публицистика, которую мы представляем себе в классическом понимании – реагирующая на острые вопросы. Из толстых журналов в силу их долгого осмысления такая публицистика постепенно уходит. Тем более, что новое поколение не очень интересует – есть, к примеру, интеллигенция или нет, и что это вообще такое.
– Тогда в чем предназначение толстых журналов?
– Сегодня многие ресурсы взяли на себя те функции, которые раньше (до наступления эпохи гласности и демократии) выполняли журналы, когда все было ограничено и все было сконцентрировано именно в них. Сейчас многие темы и идеи быстро порождающиеся, быстро живущие и быстро забывающиеся. Такое реактивное существование в социуме. Естественно, журнал не может этим заниматься. Для него осталась такая функция как экспертный отбор. Не от хорошей жизни, конечно, журнал перестал быть энциклопедией всего, а стал экспертной площадкой для отбора литературных текстов. Именно литературных, поскольку журналы в первую очередь литературные, а только потом общественно-политические.
Мы продолжаем публиковать «старую гвардию», которая еще не сошла с дистанции, но и начиная с 2002 года, регулярно публикуем молодых авторов, отдаем им каждый первый номер года. При этом стараемся соблюдать возрастной ценз: молодые должны быть по-настоящему молодыми, двадцатилетними, тридцатилетними. Такой номер журнала состоит исключительно из молодых поэтов и прозаиков, к сожалению, очень редко появляются молодые публицисты или критики.
– Почему?
– Для того, чтобы стать молодым критиком, надо все-таки иметь внушительный интеллектуальный уровень, степень образованности, если хотите, то, что мы называем словом бэкграунд, и при этом понимать, что объем знаний, подлежащих анализу, должен быть репрезентативным. Такое сочетание очень редко может позволить себе молодой автор. То же самое касается и публицистики. Хотя некоторые молодые публицисты, которых можно увидеть на экранах российского телевидения, реагируют, дают какие-то публицистические материалы, но это всего лишь единицы. Потому что в большинстве эти люди привыкли именно к такому способу мышления, который называется реактивный, быстрое реагирование. Они все время пытаются единичное превратить во всеобщее. То есть на основании какого-нибудь острого факта делать широкое обобщение. Тогда как классическая традиция, на которую опираются толстые журналы, не приветствует такой «шашки наголо» – а именно делать выводы, еще ничего не поняв и не изучив.
Поэтому по большому счету журнал помогает открыть интересных авторов именно в поэзии и прозе. Пусть у них пока нет литературной школы, они не понимают, что такое литературный вкус, не понимают законов композиций, опираются чаще всего на интуицию и на базовую культуру (заложенную в школе, семье). У них страдает воображение, они пишут о самих любимых. Тем не менее, если каждому из них уделить время и поработать с ним индивидуально (при журнале «Нева» действует, например, своя Школа-студия), то что-то может получиться.
– Русский язык ведь тоже претерпел большие изменения.
– А он и должен быть другим. Время идет, язык не может законсервироваться, он должен развиваться. Сколько новых лексических богатств пришло, да, может быть, они не все переварены, может, еще где-то чувство меры отказывает тем, кто берется именно за художественный текст. В этом и состоит задача, это как раз и есть интересный момент – уловить движение языка во времени и с помощью моментального портрета языка создать моментальный портрет своего поколения. Только то поколение может само о себе написать. Если, к примеру, я начну писать о 20-летних, то такого понапишу. Поэтому мы, представители уходящей натуры, должны быть заинтересованы в том, чтобы поддержать молодые дарования. К сожалению, молодые никогда всерьез не рассматривают свой талант как миссию.
– Как обстоят дела с молодой литературой и какие они, авторы нового поколения?
– С литературой дела обстоят прекрасно. Литературы очень много. Точно так же, как в XIX и XX веке – высококлассной литературы было где-то 0,5 проц., а остальные 99,5 проц. – добротная и не очень добротная беллетристика. Это закон природы – не бывает рот и батальонов Пушкиных и Достоевских. Это единичный, штучный продукт. Он должен как-то вырасти и для самого себя понять, для чего он и что хочет сказать, и есть ли ему что сказать. Вот это проблема.
Сошлюсь на свой опыт. Я всю жизнь писала стихи и никогда не думала, что буду заниматься поэзией XVIII века, Шекспиром и Державиным. Мечты у меня такой хрустальной не было, я никогда к ней не шла. Сейчас стихи пишу только в перерыве между книгами о Шекспире, Хераскове. Это естественный путь, поскольку каждый развивается индивидуально. Поэтому авторы могут с чего-то дебютировать – того, что их задевает на данный момент. У каждого свой путь, который с Божьей помощью куда-то его ведет. И это хорошо, потому что автор не может быть автором только единственной темы. При этом никто не знает, к чему это приведет – либо яркий дебют приведет потом к унылому писательству, либо не очень яркий дебют приведет в совершенно неожиданную сторону.
Экспертного уровня, высокой литературы всегда было очень мало – что в XIX веке, что сейчас. Поэтому ситуация такая же – журналы по-прежнему ищут того, чего еще не было, не ширпотреб, а какие-то возможности нового в литературе, а коммерческая литература, добротная беллетристика – она эксплуатирует наше комфортное ожидание. То есть, если мы встречаем в произведении то, что нас не тревожит, а наоборот, чуть ли не с самого начала предполагаем, кто окажется преступником, и чаще всего отгадываем, нам это льстит.
– А словом можно обидеть?
– Я как поклонница Горация всегда напоминаю, что золотая середина – это то, что должно быть. Любая крайность – она неправильна, не истинная. И конечно, мы знаем примеры, когда юмор ради юмора, сатира ради сатиры, зубоскальство ради зубоскальства, обличение ради обличения приводит к плачевным результатам, в том числе к человеческим жертвам.
Я, например, как представитель уходящей натуры, старшей генерации, знаю, что наше поколение чаще всего боится даже словом обидеть. Нас так воспитывали, это культура общения. А сейчас в порядке вещей в газете или в Интернете публиковать забойные карикатуры или стихи оскорбительного характера.
– Это свобода слова?
– Понятно, что любую мысль или идею можно свободно высказать – препятствий не будет, однако здесь важно не только содержание, но и форма. К сожалению, именно Интернет сыграл свою пагубную роль в распространении «легкости в мыслях необыкновенной».
Даже Нобелевская премия сейчас очень подвержена критическим высказываниям, независимо от того, кто где находится, к какому лагерю принадлежит. К сожалению, Нобелевская премия в последние годы утеряла часть своего обаяния в силу того, что некоторые критерии размываются, вместо них насаждается политизированный посыл.
– Что принес России Год литературы, объявленный в прошлом году?
– Я думаю, что невозможно путем увеличения субсидирования из разных источников, вдруг с этой помощью откуда-то взять гения или нового Пушкина. Явление автора, который выразит свое время – это объективный процесс, он не от этого зависит. Он зависит от вещей, которые не измеряются деньгами и субсидиями. В этом смысле чем хочешь объявляй этот год, прошлый или следующий – конечно, может быть, больше книг издастся, может быть, больше фильмов снимется – но это не значит, что принципиально новое качество литературы или кино вдруг ни с того ни с сего явится. Должны созреть условия в самом обществе, в самих творцах, в самом поколении, которое должно дойти до определенного градуса осознания зрелости, чтобы этот автор выстрелил в будущее, чтобы он смог рассказать о своем времени самое главное.
Поэтому с одной стороны, никто не против, чтобы издавались книги и снимались фильмы, но с другой, никто особенно не обольщался, что благодаря этим технологиям что-то кардинально изменится.
– Есть ли различия между литературной жизнью Питера и Москвы?
– Могу сказать, что как-то издавна сложилось, что питерские авторы – это такая своеобразная «вещь в себе». Во-первых, они плохо идут на контакт с окружающим миром, они самодостаточны, сами себя ценят и с некоторой ревнивостью относятся к москвичам. Лично я считаю, что такое закоренелое разделение, идущее из глубины веков – с самого основания Петербурга, имеет свои объективные причины, однако из этой ситуации всегда есть возможность выйти. Москвичи, наоборот, очень хорошо относятся к петербургским авторам, охотно их публикуют, вовлекают в разные проекты – в этом смысле москвичи всегда знают, по каким кремлевским и околокремлевским коридорам пройти, чтобы что-то профинансировать.
Мне часто приходится слышать упреки, почему в петербургском журнале публикуются московские авторы. На что я всегда отвечаю, что журнал «Нева», насчитывающий своей истории шесть десятков лет, никогда не был сугубо региональным. В наш век Интернета нельзя бороться против объективной реальности – сегодня авторы, жаждущие профессионального признания, присылают в редакцию рукописи из любой точки земного шара – ближнего и дальнего зарубежья. А если границы стерты, то мы должны предложить читателю максимально возможное многообразие литературы нового поколения.
Думаю, что со временем, со сменой генераций, на место уходящей натуры – авторам старшего поколения придут другие люди, которые уже не мыслят какими-то границами, и это некомфортное состязание пройдет. Но мы этого не увидим.
Надежда ГРИХАЧЕВА