В Институте культуры прошел «круглый стол», посвященный технологии возрождения выдающегося белорусского брэнда.
Конечно, организатор всего дела и одновременно его мастер Ян Маджарский (Аванес Маджаранц) прибыл в Несвиж, а потом в Слуцк из Стамбула. Его отец — венгр, мать — армянка. Конечно, пригласил его на работу Михал Казимир Радзивилл Рыбонька — магнат по своему сознанию «надэтнический». Конечно, единственный ткацкий станок, привезенный Маджарским из столицы Османской империи в некоронованную столицу тогдашних белорусских земель — резиденцию Радзивиллов, предназначался для воспроизводства «персiдскага ўзора». Но именно в Слуцке свершилось чудо. Местные мастера — отнюдь не крепостные женщины, а свободные мещане! — по привезенному образцу изготовили еще около полутора десятка таких «варштатов» (а потом довели эту цифру до 24), сели по двое за них ткать, соединять шелковую основу с золочеными и серебряными нитями («утком»). А поскольку видение мира у них было все–таки не персидское, а местное, «тутэйшае», вот рука невольно и ткала «замiж персiдскага ўзора цвяток радзiмы васiлька». В итоге от их изделия веяло родным, народным, неповторимым. Так родился шедевр и белорусский брэнд.
На тех же станках, с теми же узорами пояса повторялись в Польше (Кобылки, Липково), Франции (Лион). На подделках (иначе их и не назовешь!) снизу даже стояли по–латыни слова: «Меня создал Слуцк». Так что сегодня желающим воспроизвести слуцкий шедевр не стоит обращаться к копиям, когда можно исходить от оригинала.
Разные встречи с одной книгой
Я — историк только литературы. Но одновременно имею прямое отношение к белорусской диаспоре и Международной ассоциации белорусистов. Эти связи использовались также для восстановления истории и технологии производства слуцких поясов, помогали мне как председателю общественной комиссии «Вяртанне» при Белорусском фонде культуры. И в 1988 году мне посчастливилось один из таковых поясов, притом четырехполосный, отлично сохранившийся, привезти в своем чемодане из Лондона в Минск в Музей древнебелорусского искусства Института искусствоведения, этнографии и фольклора НАН Беларуси. Это был воистину княжеский подарок нашего известного соотечественника, наследника князей Мстиславских и Заславских, почетного доктора БГУ и десятка других университетов, а заодно одного из создателей и почетных членов ассоциации белорусистов Анджея Цехановецкого. Он оказывал мне помощь и в дальнейших поисках.
Но мое первое знакомство со слуцким поясом произошло значительно раньше, в 1960 году, когда я еще был аспирантом академического Института литературы имени Янки Купалы. Идя вслед за молвой, я купил тогда книгу–альбом некоей Л.И.Якуниной «Слуцкiя паясы», изданную Институтом искусствоведения. Но в этом институте, как и в Минске, и Беларуси в целом, такого научного сотрудника не было. И тем не менее она отлично владела материалом, предисловие написала на белорусском и русском языках. Вновь уже более серьезно пришлось мне обратиться к книге Л.Якуниной в 2006 году во время написания статей для «СБ» под рубрикой «Сокровища». Меня заинтересовало, почему для производства слуцких поясов приметным рубежом стали 1790–е годы, когда спрос на них резко сократился. Как убедили меня сведения, приведенные в книге неизвестной мне тогда исследовательницы, тому были две причины. Первая: вытеснение прежней, сарматской, моды новой, западноевропейской. Вторая: запрет на ношение слуцких поясов и вообще «кунтушевого» одеяния после второго и третьего разделов Речи Посполитой и вхождения Слуцка, Несвижа и Гродно в состав Российской империи. Производство тогда перекочевало во Францию в Лион и вскоре вообще прекратилось из–за отсутствия спроса. Пояса стали жертвовать костелам и церквам, где из них шили одеяния, «орнаты», или вовсе сжигать, чтобы выплавить из них золото и серебро. Интерес к памятникам ткачества XVIII века, а с ним и цены вновь возросли в конце века ХIХ, когда их уже как произведения искусства начали скупать коллекционеры и музеи, в том числе российские.
Последнее обстоятельство вызвало у меня особый интерес, поскольку Л. Якунина в книге сосредоточила свое внимание на поясах, хранящихся в Государственном историческом музее в Москве (куда их передал собиратель П.Щукин), Государственном музее этнографии народов СССР в Ленинграде, Русском музее и Эрмитаже. Другие хранилища упоминались лишь вскользь. Не свидетельствует ли это, что автор работала не в БССР, а в РСФСР? Моя догадка подтвердилась: Лидия Ивановна жила в Москве, работала в ГИМ. Недавно московские коллеги обнаружили и переслали мне биографические сведения о ней и фотографию.
И вот в июне после того, как на государственном уровне появилось решение о возрождении производства слуцких поясов, мне пришлось снова, уже в третий раз, основательно взяться за книгу Лидии Якуниной — чтобы помочь заинтересованным производителям в восстановлении забытой технологии. В «Слуцкiх паясах» 1960 года издания в подразделах предисловия «Технический расчет заправки» и «Расчет патрона и записка насекальщику» автор наглядно, с рисунками, показала, как создавалась ткань, состоявшая из двух основ и двух утков с несколькими дополнительными утками.
Но на основе ли слуцких поясов делала расчеты московская исследовательница? Знала ли она, что их товарные знаки подделывались? Значит, требуются перепроверка, достоверные технологические сведения, возможно, первоначальный станок… Но где их взять, если на территории Беларуси, в Слуцке, Несвиже и Гродно, они не сохранились? Очевидно, там, где шло производство параллельно со слуцким и после него. А также там, откуда был привезен первый станок.
Поиски и находки
Первым, к кому я обратился за советом, был директор Польского института в Минске Петр Козакевич, с которым наша ассоциация белорусистов сотрудничает давно и плодотворно. Полистав справочные издания, он ответил:
— Станки в Кобылку перевезены из Гродно. Ткали они «кунтушовые» пояса для королевской гвардии. Но во время восстания под руководством Тадеуша Костюшко, в 1794 году, в здание ткацкой фабрики попал снаряд, все оборудование было уничтожено. Кроме того, после отречения короля от престола и необходимость в поясах отпала. Что же касается химического и всяких других анализов слуцких поясов, то исследования лучше всего делать в лаборатории по восстановлению древних тканей в Кракове.
К известной художнице и гобеленщице Ольге Демкиной мой запрос попал как раз в то время, когда она сама собиралась из Лиона на родину, в Беларусь. Однако перед отъездом еще успела побывать в Лионском музее тканей, получить там небольшой альбом с закладкой–сувениром — тканым изображением персидского пояса, предшественника слуцкого. Несколько страниц этой книги посвящены «кунтушевым» украшениям. Новым и интересным для меня явился факт, что во второй половине XIX века, когда популярность слуцких поясов резко упала, их стали повязывать вокруг талии женщины. Возвращаясь во Францию, Ольга Демкина обещала продолжить поиски станка в Лионе.
И, конечно же, я не мог не обратиться в Лондон к Анджею Цехановецкому. Его ответ, как всегда, был конкретен. Меценат посоветовал заинтересованным производителям поясов обратиться за технологической помощью в Королевский замок в Варшаве, в частности, к доктору Адаму Бадаху, руководителю отдела художественной промышленности. Там богатая библиография литературы, касающейся слуцких поясов. По мнению профессора, белорусам стоит также присмотреться к мануфактуре Потоцких, существовавшей перед Первой мировой войной в Бучаче (теперь Украина), где использовали аналогичную технологию, изготовляя настенные коврики.
Вместе с тем Анджей Цехановецкий акцентировал внимание и на том, что слуцкие пояса — «очень дорогой замысел». Действительно, на каждый пояс шло около 600 граммов золота и около 30 граммов серебра! Тогда, возможно, сегодня есть смысл изготавливать пояса в нескольких вариантах — эксклюзивном и массовом? Не совсем уверенно записал в вопроснике «круглого стола», что изделия должны предстать в трех ипостасях: дорогие пояса, с использованием золоченых и серебряных нитей, близкие по аутентичности к слуцким; недорогие, с использованием шелковых и люрексовых нитей, по узорам похожие на слуцкие; сувенирно–рекламные фрагменты поясов — аналогичные тем, что вручаются или продаются посетителям музея ткачества в Лионе. Очевидно, начинать производство стоит с сувенирно–рекламных и недорогих изделий и, только набравшись опыта, приступать к дорогим, близким к аутентичным, изделиям.
Цифры к размышлению
В 1796–м, далеко не самом благоприятном для дела году, на 24 станках в Слуцке выткано около трех тысяч поясов. Умножим эту цифру на 50 лет работы Маджарского и его помощников в городе и получим огромное число — 150 тысяч! Для пущей вероятности поделим пополам. И еще пополам, учитывая, что в конце позапрошлого века многие пояса были сожжены, чтобы получить из них драгоценные металлы. И все равно остается около 19 тысяч изделий. Эта цифра несоизмерима с 11 поясами, остающимися нынче в Беларуси. Из них половина — не слуцкие… Где же остальные?!
Адам МАЛЬДИС.
(Окончание следует.)