По приглашению Международного медиаклуба «Формат-А3» в Вильнюсе побывала известная российская поэтесса, писатель и драматург Лариса Васильева.
Она — автор знаменитой документальной книги «Кремлевские жены», которая принесла ей настоящий успех. Произведение стало мировым бестселлером, было переведено на многие языки, в том числе и на литовский, а Васильева оказалась самым читаемым писателем в России и за рубежом.
В эксклюзивном интервью «ЛК» Лариса Николаевна поделилась своим взглядом на историю, на место и роль женщины в современном мире. А началась наша беседа с разговора о связях с Литвой, которые у Васильевой сложились еще со студенчества.
– У меня с Вильнюсом давние связи, – рассказывает моя собеседница. – Со мной на одном курсе филологического факультета Московского университета учились два студента из Литвы – Бронислава Кярбялите и Римантас Сидерявичюс (много лет преподавал русскую литературу в Вильнюсском университете, был продеканом филфака. – Прим. авт.), которых мы называли «наши иностранцы». Еще я переводила на русский язык литовского поэта Юозаса Мацявичюса.
Если говорить об истории, то история Литвы для меня всегда связана с историей Московского государства. Я много лет занималась исследованием семьи великого князя литовского Ольгерда (Альгирдаса). Меня очень интересует дочь великого князя Витовта, ставшая великой княгиней Софьей. Она была матерью Василия Темного и бабушкой Ивана III. Интересна судьба польско-литовской княжны Елены Глинской, породившей Ивана Грозного.
Я радуюсь встрече с Литвой. Сейчас Литва новая, обновленная, измененная во многом, где-то ощущающая некое освобождение, и я думаю, не только от Советской России, но и от всего, что было после. И сегодня, выходя из Свято-Духова монастыря, на какое-то мгновение у меня мелькнула странная мысль, я вдруг подумала, что могла бы здесь жить. Это очень странно: подобные мысли меня никогда не посещают, я почему-то везде не могу жить, кроме того места, где я живу.
– И даже долгое время живя в Англии, вы не хотели там остаться?
– Нет. В Англии никогда не хотела бы жить, несмотря на то, что возможности были.
В 70-х годах прошлого века у меня была там очень интересная, необычная жизнь. Приехав в Лондон, я поняла, что буду писать книгу. Причем знала, что не буду писать про монополии и противостояние рабочего класса и капитализма – писать об этом удел мужиков и про это, кстати, никто не читает. А попробую написать, как русская женщина оказалась в Лондоне, в условиях, совершенно необычных для нее.
Книга получилась одновременно и юмористическая, и историческая. В то время такое писание было смелым, даже непозволительным. Тем не менее она, как в Москве, так и в Лондоне имела большой успех. Не так давно я вновь выпустила книгу «Альбион и тайна времени», немного расширив сюжет.
– Практически все ваши произведения о женщинах. Почему?
– Меня всегда интересовала судьба женщины. Если вы посмотрите на XX век, а он вот, только что кончился, то это были ни на что не похожие десять десятилетий. Проснись человек из начала прошлого века сейчас, он не узнает землю. Это совершенно другой мир: технологический прогресс, залитые светом улицы. Лишите землю света даже на несколько дней, многие люди этого не переживут.
И в этой связи мне интересно, что случилось с женщиной, потому что в XX веке она, действительно, пришла. Лев Николаевич Толстой – я не спорю, пусть он сто раз гений, хотя в женщинах ничего не понимал и писал их очень ходульно, не такими, какие мы есть, а так, как он хотел их видеть – написал в 1904 году в послесловии к «Душечке» Чехова: «Без женщин-врачей, телеграфисток, адвокатов, ученых, сочинительниц мы обойдемся, но без матерей, помощниц, подруг, утешительниц, любящих в мужчине все то лучшее, что есть в нем – без таких женщин плохо было бы жить на свете». Извините, мы остались любящими, но мы стали везде: мы стали лечить, учить и попробуйте без нас обойтись.
– Но при этом женщина по-прежнему остается слабым полом…
– Знаете, почему? Потому что женщина на вершине не имеет соправа сорешать, она иногда попадает чудом на самую верхушку, как вот и у вас, но она не выполняет женской роли. Она служит мужским идеям. Когда я спросила миссис Тэтчер, как же вы за восемь лет на посту премьер-министра не смогли ничего сделать как женщина, она сказала: «А кто бы мне это позволил?» Значит, она понимала, что должна вести Фолклендскую войну, что должна вводить подушный налог, что должна с шахтерами ссориться – как мужчина. И тут же миссис Тэтчер вспомнила: «Нет, у меня был один женский случай, мужчина так бы не поступил. Я привела Джона Мейджора на свое место хитростью. Я поговорила со всеми выборщиками, я им пообещала, что я и сделала, и они выбрали. И когда услышала, что я победила, я закрыла лицо руками и выбежала… Везде появился этот фотопортрет, под которым было написано: она рыдает… А я хохотала».
Об этом миссис Тэтчер мне рассказывала уже будучи на пенсии. Женщин в политике я называю политическими трансвеститами. Как только она попадает в политику, она перестает быть женщиной. Это понимала и Маргарет Тэтчер.
Екатерина II, когда с помощью гвардейцев незаконно захватила власть, убив своего мужа, захотела выйти замуж за любимого – Гришку Орлова, на что Панин (Никита Иванович Панин – государственный деятель, дипломат. – Прим. авт.) ей сказал: «Народ будет повиноваться не госпоже Орловой, а Екатерине II». И это были бы разные фигуры.
И сегодня, когда женщины приходят во властные структуры, все меняются, все трансвестируют.
Я была знакома с Казимирой Прунскене – она очень близко подходила к теме женщины в политике. Она как раз и относилась к тому типу женщин, которые близко подходят к самим себе. Не для того, чтобы во власть войти и пользоваться чем-то и чем-то быть там, наверху, а для того, чтобы выражать состояние большей половины человечества.
– А нужна ли женщинам политика и нужны ли мы в ней?
– На сегодняшней день мы нужны везде: и в той ипостаси, где мы дома находимся, и там, наверху. Иначе будет очень жестко, если женщина не сможет постараться хотя бы убедить мужчину, что она рожает не пушечное мясо, а живых людей, что война не может быть. По крайней мере, она должна иметь возможность и уметь это высказать.
С этой идеей я много выступала. Меня поддерживали американские феминистки, которые сейчас как-то растворились во всей этой достаточно агрессивной истории США. Оказывается, они в таком ключе не рассматривали женщину, считая это каким-то новым взглядом. На что я им ответила: «Это ваш взгляд, единственный, который возможен, чтобы быть женщиной, оставаться ею в любой ситуации и попытаться выходить из того положения, которое создает мужской мир».
Раиса Максимовна Горбачева, когда оказалась в Форосе, проявила себя как женщина – она испугалась, пережила действительно жуткий стресс за всю ситуацию, за семью, за Михаила Сергеевича, за себя, за то, как она мне сказала «боюсь, что мы не успеем». Я спросила, что вы хотите успеть? Она не ответила. Она была абсолютно женщина, очень многое понимала. Когда я ей высказала то, что думаю, она попросила: «Напишите мне, пожалуйста». Я написала. Она положила записку в сумочку, при этом добавив: «Миша не поймет, но я ему все равно покажу». Миша не понял.
– Откуда появилась идея написать о кремлевских женах?
– Все мои произведения о женщинах написаны под этим углом зрения. Начиналось все не с «Кремлевских жен». У меня было четыре файла: «Жены русской короны» – первый, второй тома, «Кремлевские жены» и «Дети Кремля». В процессе работы над первыми книгами я собирала материалы, а материалов ведь очень мало о женщинах – кому мы нужны, мы в истории больше декоративный пол. И пока я сидела и собирала, мне мой муж-умница подсказал: «Что ты копаешься с женами царей? У тебя умирают кремлевские жены, даже дети их начали уже умирать»…
И я побежала к ним. Надо сказать, что было нелегко: эти женщины уже упали с высот, они были совсем другими людьми. С одной стороны, они размягчены, а с другой – напуганы, и с какой стати они будут все рассказывать этой тетке в очках (Ларисе Васильевой. – Прим. авт.). Поэтому приходилось очень трудно.
Да и сам процесс создания книги был очень сложный. Иногда Господь Бог помогал, и я получала какой-то неожиданный поворот, движение к нужной цели. Как-то сижу и думаю, что у меня совсем ничего нет про женщин, которых их же мужья сдавали на Лубянку. И вдруг раздается звонок: «Лариса Николаевна, вы получили разрешение к архивам»… И вот я мчусь на Лубянку, впервые попадаю туда, в кабинет Дзержинского, к этим папкам. Я видела потрясающие фотографии. Например, фотографию жены Калинина за четыре дня до тюрьмы и на четвертый день тюрьмы. Это разные люди. Она рухнула, и на себя написала, находясь в полном безумии. Я поняла одно, что там нельзя было ни в чем признаваться. Те, кто признавался, шли под расстрел. Но Калинина не пошла, потому что она Калинина. А Полина Жемчужина – жена Молотова ни в чем не призналась – нет, и все: – «Не была я в синагоге».– «Да как же, мы вас там видели».– «Это была не я».
И она получила только ссылку.
– Присутствует ли в ваших произведениях исторический вымысел?
– Все что написано, все – правда. Правда истории – она самая верная.
А вообще, к истории отношусь плохо, считаю, что она еще никого ничему не научила: люди по-прежнему наступают на одни и те же грабли. Для меня история подразделяется на два начала: история как факт (даже не документ, потому что его можно подделать, потерять) и истористика – то, что наворочено вокруг. Именно в ней масса всего интересного, очень нужного для того, чтобы разобраться. Совсем недавно я окончила книгу «Исчезновение императора Александра I», которая была опубликована в журнале «Наука и религия». Я нашла, куда он девался, причем жизнь сама подбрасывала мне сюжеты.
– О ком из женщин-современниц могли бы написать?
– Я к ним близко не подхожу. Во-первых – это еще не история, во-вторых, это еще не государство всерьез, которое сложилось, и, в-третьих, это еще женщины, никак не определившиеся. Я не вижу их. Сколько бы ни молилась Медведева (Светлана Медведева – супруга премьер-министра России. – Прим. авт.), сколько бы ни старалась Наина Иосифовна Ельцина, но они не вызывают никакого интереса. Однажды Наина Иосифовна подошла ко мне и сказала: «Очень жестокая ваша книга «Кремлевские жены». На что я ей ответила: «Вы не волнуйтесь, я о вас писать не буду». «А я знаю», – сказала она. Я только хотела спросить, откуда вы это знаете, как ее от меня увела охрана.
Эти женщины меня не интересуют. Они не несут правды жизни. Время сейчас вырожденческое.
Все наши властные структуры устроены по вертикальному принципу – так устроен мужчина. Женщина должна понимать, что находится в мире мужских вертикалей. А понятие вертикали иллюзорно. Любая вертикаль всегда скругляется и происходит падение ситуации. Вот нас в ближайшее время ожидают очень большие потрясения. Очередные переделы. Это коснется всего мира. И с деньгами будут потрясения. И вообще их лучше не иметь.
Например, в 90-х годах в Литве на литовском языке выходила моя книга «Кремлевские жены». Я ничего о ней не знаю. Наверное, кто-то должен был ко мне обратиться за разрешением, я должна была получить гонорар. Ничего такого не случилось. Но я выжила. А таких книг у меня масса. Но мне это не принесло богатств. Книги мне принесли другое богатство – меня знают, любят, снимают, спрашивают. Это гораздо больше.
– Читатели знают Ларису Васильеву как автора более 20 поэтических сборников. А еще вы великолепная переводчица. Тяжело переводить чужие стихи, не зная языка?
– Это называется гонорарный язык (смеется). У меня есть книга «Зеркало», в которой сплошные переводы, и в ней есть дерзкие опыты. Я переводила Рембо «Пьяный корабль» – кстати, его все переводили; 66-й сонет Шекспира я переводила по-своему, как женщина. Меня даже от Пушкина отличает то, что я – женщина пишущая. Он очень много не смог испытать в жизни, что испытала я и смогла передать. В принципе, оставаясь женщиной, всегда ждешь: за поворотом случится то самое главное, ради чего я живу на свете. У меня даже одно из недавних стихотворений об этом:
«Настолько отважен и светел,
что лампу пора погасить,
прошлое бросить на ветер,
будущего не просить.
Мой голос, рыдая, смеется,
ищет несказанных слов.
Последней любовью зовется
гулко-пронзительный зов.
Прошлое?
Там был предтеча.
Единственного ждала.
Здравствуй, великая Встреча,
ради которой жила».
Это, собственно, о том, что там за поворотом…
Надежда ГРИХАЧЕВА