Если судить о поляках исключительно по их отношению к России, можно, слегка перефразируя Федора Тютчева, сказать: умом поляков не понять, аршином общим не измерить, пишет польский журнал Przegląd.
Современная русофобия не имеет под собой никакого реального основания. Перелом 1989 года стал возможен в Польше благодаря переменам в СССР, которые были связаны с фигурой Михаила Горбачева. Крах коммунизма в Советском Союзе означал конец «холодной войны».
После распада этого государства вместо польско-советской границы длиной в 1241 километр осталось чуть больше 200 километров границы с Россией, точнее, с ее небольшим калининградским эксклавом. Мечта Ежи Гедройца стала реальностью: Польша отделена от России полосой независимых государств. Москва не получила ни пяди довоенного польского государства, зато поляки приобрели 100 тысяч квадратных километров, которые в 1945 году присоединили к нашей стране.
Фобия на фобии
В сентябре 1993 года последние солдаты с красными звездами на фуражках покинули Польшу. Президент Борис Ельцин попросил прощения за Катынь, передал Варшаве ключевые документы, касающиеся этого преступления, позволил создать в Катыни и Медном польские военные мемориалы. В 1999 году Польша стала членом НАТО, а спустя пять лет вступила в Евросоюз. Обстоятельства способствовали добрососедскому сотрудничеству, однако с начала 1990-х «на восточном фронте» постоянно разворачивались войны.
Профессор Бронислав Лаговский в опубликованной в декабре 1999 года статье констатировал, что «в Польше превалирует „звериная» русофобия, которая отождествляется в правых кругах с антикоммунизмом». Во вступлении к сборнику текстов, публиковавшихся в журнале Przegląd в 1999-2016 годах («Российский недуг»), автор отмечает: «Русофобия — это не изолированное состояние сознания, она идет в паре с другой фобией: категорическим осуждением кругами „Солидарности» Польской Народной Республики и превращением этой идеи в основную догму патриотической веры».
Современная русофобия проистекает из крайнего антикоммунизма, который ставит знак равенства между коммунизмом и нацизмом (что закреплено в польском законодательстве). Различия между Советским Союзом и Россией стираются, а подчеркивается это попеременным использованием прилагательных «советский» и «российский». В таком дискурсе Владимир Путин предстает в первую очередь агентом КГБ и лишь потом — президентом. Но что в этом удивительного, раз для политиков правого крыла современная Польша — это ПНР-2, страна, которой управляют представители предыдущего режима и прежних спецслужб, а Лех Валенса — человек из папки «секретный сотрудник Болек»?
Оккупация умов
«Под националистскими лозунгами и во имя так называемого восстановления памяти была создана идея, будто в результате войны Польша оказалась под новой оккупацией», — пишет во вступлении к книге «Российский недуг» ее автор. Свою лепту в становление этой концепции внесла партия «Гражданская платформа» (PO). В 2009 году премьер-министр Дональд Туск подписал указ о создании Музея Второй мировой войны в Гданьске. Экспозиция была призвана показать, что война началась 1 сентября 1939 года в этом городе и завершилась 4 июня 1989 года с победой зародившегося там же движения «Солидарность». Хотя первоначальный замысел трансформировался, концепция двух оккупаций обрела статус официальной.
Теорию о двух оккупациях придумали не на Висле: мы почерпнули ее в странах Балтии. В Риге и Таллине можно посетить музеи оккупации «1940-1991 годов». Идея об огромном уроне, который нанесли нам россияне, освобождая Польшу, много лет накладывает свой отпечаток на наши отношения с Москвой. Дональд Туск и Бронислав Коморовский уговаривали президента Александра Квасьневского не появляться в День Победы на Красной площади. Вспоминая их высказывания, профессор Лаговский пишет:
«Стараясь показать, что Польша не окажется единственной страной, которая отказалась от участия в праздновании 60-й годовщины победы в одной из крупнейших войн человечества, они ссылались на Литву, Латвию и Эстонию. В Литве царит та же паранойя, что в Польше. Литовцам кажется, будто они продолжают жить при князе Гядимине и могут ставить Москве условия. Но главное не это: немцы не собирались уничтожать литовцев и других прибалтов, как поляков и остальных славян».
Профессор Лаговский отмечал в 2011 году на страницах журнала Przegląd: «Поляки, подобно литовцам или эстонцам, негативно относятся к идее европейско-российского союза, поскольку их национальное самосознание строится на враждебности к России». Следует, однако, добавить, что если все страны Балтии считают Евросоюз гарантом своей независимости (поэтому они приняли евро) и станут защищать его, как собственный суверенитет, то Польша под руководством «Права и Справедливости» отстаивает польскую независимость от ЕС и требует открыть ящик Пандоры: внести изменения в договоры, чтобы усилить роль национальных государств и обуздать власть комиссаров из Брюсселя. В Таллине, Риге и Вильнюсе такую позицию не поддержат.
Осенью прошлого года в таллинском Музее оккупации демонстрировали выставку Катынского музея (отделение Музея польской армии) под названием «Их убили выстрелом в затылок». Переполненный эмоциями рассказ о катынском преступлении остается краеугольным камнем русофобии. В декабре 1999 года профессор Лаговский, комментируя слова премьера Ежи Бузека, призвавшего польскую молодежь устраивать поездки в Катынь по примеру израильских «Маршей живых» в Освенцим, писал об образовании, внушающем «ненависть к России». В августе 2005 года, когда польская прокуратура начала следствие по катынскому делу, он предсказывал: «…в следующие пару десятилетий Катынь будет служить циничным политикам для взращивания нового поколения в духе ненависти к России». Вопрос, звучащий в этом тексте остается актуальным: «Чего хотят добиться поляки, имитируя религию Холокоста и создавая катынскую религию?».
Мемориал в Катыни
«Сложное, порой трагическое прошлое довлеет над народами только тогда, когда они сами этого хотят»: эта фраза из того же самого блестящего текста Лаговского не утратила актуальность до сих пор. Воспоминания о советском военном вторжении, с которым не столкнулась Польша, не мешают чехам и словакам, ее партнерам по Вышеградской четверке, поддерживать с Россией нормальные отношения и извлекать из них экономическую выгоду. Еще больше преуспела в этом Венгрия с ее опытом 1956 года: она стала единственной страной ЕС, которую после аннексии Крыма дважды посетил Владимир Путин. Польша — единственный член Вышеградской четверки, который стремится к обострению отношений с Москвой и ужесточению санкций. А рассчитывать на то, что страны, опорой энергетики в которых выступают построенные СССР атомные электростанции, будут солидарны с нами в сфере энергетической безопасности (читай: без России), как минимум, наивно.
Враг моего врага
«Огромная любовь правящих кругов к Украине проистекает из ненависти к России». Бронислав Лаговский написал эти слова в марте 2000 года, однако в Польше продолжает торжествовать тезис о том, что друзей следует искать среди врагов Москвы: как реальных, так и потенциальных. Много лет главными друзьями Польши были чеченцы. Их изображали могучими одинокими волками, которые, словно «проклятые солдаты» (участники антисоветского вооруженного подполья в Польше в 1940-1950-е годы. — Прим. пер.), скрываются в лесах и выходят из них, чтобы сбросить ярмо российской оккупации. «Польская реакция на убийство детей в Беслане, совершенное во имя независимости Чечни, свидетельствует о существующем у нас антироссийском помешательстве», — констатировал в сентябре 2004 года Лаговский. Он старался доказать, что «Чечня — это не локальная проблема Российской Федерации, а элемент фронта международного исламского терроризма». Любовь к чеченцам ослабевала по мере того, как к границам Польши приближались разносчики «бацилл и насекомых», а также ищущего вдохновения в исламе терроризма.
Любовь к Грузии, помогать которой отправился вместе с президентами Украины и стран Балтии Лех Качиньский, охладела после поражения Михаила Саакашвили, который мечтал превратить свою страну в американскую военную базу. Грузинского президента и его команду выгнали из страны не российские солдаты, а собственный народ.
Обычное бредовое расстройство
Польская политика после 1989 года — это череда ошибок, которые проистекают из ошибочных предположений и диагнозов. «В польских умах закрепилась идея, что между Россией и Западом существует естественная враждебность. (…) Мы не учитываем такие важные исторические факты, как то, что если Россия (красная, белая, царская или советская) и вела войну с западными странами, то в составе коалиций с другими западными странами. У нее возникали конфликты то с одним, то с другим государством, но на Западе у нее всегда находились союзники», — писал Бронислав Лаговский в марте 2000 года.
Русофобия — это болезнь, автор журнала Przegląd несколько раз называл ее бредовым расстройством. На портале Wykłady.org есть описание этой болезни: «Во всех видах такого расстройства присутствует бред, который проистекает из неверной интерпретации явлений реальности. С формально-логической точки зрения сигналы перерабатываются правильно, ошибочна лишь та бредовая основа, на которой строятся выводы». Во вступлении к книге «Российский недуг» Лаговский обращает внимание: «Польский политический класс не может понять, что Россия — не коммунистическая страна, и что она нам не угрожает».
Инф. «ЛК»
Йозас,они возражать не будут.
я так думаю,что скоро ляхи думают целовать москву. а мы для них как хулиганы. и чего они со своей катынью трубят всему миру в уши,как будто они одни на земле и все им должны.пьяные разбились в смоленске- опять кто то но не они.может им и вильнюс отдать?
Ведь ничего другого делать не умеют. Для этого нужен ум.
Если сказать словами философа Ж.Боссюэ-«Наши действительные враги-в нас самих».Трудно уберечься от врага,который одевает на себя личину друга и в неподходящий момент может устроить гадость и тут же смотрит на тебя невинным взглядом.Такие никого не любят,всех поносят,а таких как раз и не любят.