Быть похожим на Бога, – значит быть охваченным таким азартом, каким Он был охвачен, создавая Небо и Землю. Шарль Латенье
(Продолжение. Нач. в № 38).
Ситуация та же самая, но…
Однажды Архимед залез в ванну и вдруг понял, что его тело потеряло в весе столько, сколько весит вытесненная им вода. Совершив это открытие, он, вместо знаменитого «Эврика!» воскликнул:
– Не толкай меня, мыльная вода!
Солнечный человек
Врачи в один голос твердили, что ему уже ничего не поможет, что нужно смириться со своей слепотой. Врачи объясняли, что не он один живёт, не видя солнца. Но он слышал так много рассказов, что казалось, будто солнце он знает гораздо лучше, чем всех своих близких и друзей. Он боялся даже себе признаться, что влюблён в него.
Влюблённый стал обращаться к лучшим врачам, искал, где это возможно, информацию о своей болезни, выслушивал советы тех друзей, чья судьба была похожа на его собственную.
Его старания не прошли даром. Наконец он стал различать темноту от света! Теперь он сам знал – он видел! – когда солнце через окно скользит в сторону сада, он видел его тёплые лучи. Он мог приветствовать солнце!
Теперь он сам мог измерить длину дня – от самой встречи с солнцем до прощания с ним в той стороне, где шумит лес. Он всё это видел! Видел!
Теперь ночь для него стала не только отдыхом и сновидениями, а – во время полуночного пробуждения – мгновениями мечты, мыслей о новой жизни. Теперь она стала первым солнечным лучом – волшебным взглядом королевы небес на землю, на наши судьбы, на его просветлевшую жизнь – временем ожидания.
Выпровоженная гостья
Засидевшаяся гостья в конце концов ушла. Она стала удаляться от женщины сразу же, как только та, увидев наплывающее дождевое облако, раскрыла зонт.
Сначала женщина даже не поняла, что случилось: только смотрела, задрав голову, на зонт, и радовалась, что падающие из чёрной тучи капли не могут испортить ни причёски, ни тщательно нанесённого макияжа.
Капли дождя волнообразным ритмом звенели, стуча в натянутую ткань, словно в какой-то барабан войны, и этот грозный марш её только радовал и веселил.
Ударяясь о зонтик, капли лопались, как пули, разлетались в стороны, нисколько не задевая её саму, даже не касаясь складок праздничного платья.
Радость от того, что её защитили от дождевых пуль, покушавшихся на её красоту, что она и под дождём осталась нетронутой, и на праздник придёт такая же нарядная, какой отражалась в зеркале, эта радость превратилась в победное чувство, согревающее тело и душу.
Посланцы одержанной победы достигли, затопили всё пространство её мыслей.
Бегающие наперегонки мысли сформулировали неожиданный и спасительный вывод: если поднятый зонт может защитить от дождя, который мог бы испортить настроение, попасть на одежду, заставить вернуться домой и – вместо праздника – торчать в этой постылой комнате одной, то надо попробовать самой сконструировать такой зонт, такой душевный щит, который защитил бы от скользящих повсюду угрюмых взглядов, льющихся злых слов, зловещих известий, – от всего, что путает мысли, порождает беспокойство, неуверенность, страх.
Эта ранее безымянная гостья, кем-то названная депрессией, давно уже, словно квартирантка, обосновалась в её душе, и не покидала ни днём, ни ночью.
Теперь, во время дождя, эта постоялица отдалилась, словно истаяла.
Ничего в её жизни не изменилось.
Как раньше жалили стрелы предательства, так и сейчас продолжали целиться в самое сердце, но теперь у неё был щит.
Предал он, а не я. Почему моя душа должна страдать? Пусть в памяти остается всё хорошее, что было с ним. Прошлое, воспоминания – мои.
Пусть это станет почвой для новых семян жизни. Из них я могу вырастить прекрасные цветы. Это зависит от меня. Всё, что там выращу – моё.
Мысли о предательстве – сорняки. Они могут заполонить весь цветник души. Вырываю их. Выбрасываю из сердца и разума.
Небеса светлеют.
А недруги…
Завистники. Непонимающие. Обидчики. Те, кто отталкивают от себя. Отталкивают – значит, помогают мне не оставаться там, где произрастают непонимание, оскорбления. Так вперёд! Что мне встретится?
Ожидание – это надежда со знаком мечты. Мечта – это адрес, прочитав который, я уже буду знать, в какую сторону держать путь.
А если в пути кто-нибудь из числа бывших недругов, с добрыми помыслами, нагонит меня, то я в первую очередь спрошу себя: может быть, я прежде его не замечала, может быть, видя тёмный лес, не замечала отдельных деревьев, которые могут сильно отличаться друг от друга; одно из них сейчас может предоставить и тень, и защиту от ветра.
Когда путешествуешь, не останавливаясь, и мысли путешествуют, меняются. Как и этот всё более светлеющий пейзаж.
Родители…
Они должны быть для меня самыми дорогими, но я чувствую себя совсем ненужной им. Чувствуя это равнодушие, я тоже почти не нуждаюсь в них. Но ведь на самом деле так не должно быть.
Кто виноват?
Пробовала ответить.
Бедные родители. Отец отгородился работой, сражается с какими-то внезапно появившимися драконами-конкурентами, да так, что ни о чем другом не думает, ничего вокруг не видит.
Мама, утратив работу, кажется, утратила и разум.
«Погоди, погоди, – зашептала неожиданная мысль. – Может, я должна сама им помочь? Ведь не они же выдумали эту конкуренцию или увольнение по возрасту. А тут еще я свои несчастья взваливаю на их воз невзгод, который потом мы вместе тянем на крутую гору взаимонепонимания…»
Мысли, раздумья, сравнения струились, текли, соединялись в твёрдый щит, за которым ей было всё спокойнее и безопаснее.
«Чудесный щит, – шептала она сама себе. – Он меня защитил не только от предательств, обид, оскорблений, но и от моих собственных мыслей, которые были не менее мучительными и гнетущими. Отныне никогда не расстанусь с этим щитом. Он оградит меня от всего, что ранило меня раньше».
Дождь закончился.
Она сложила зонт, ставший знаком открытия – открытия себя самой, и весёлая, счастливая, отворила парадную дверь.
Она шла на праздник, который может длиться всю жизнь.
На этот праздник она приглашает и Тебя..
(Продолжение следует).
Яронимас ЛАУЦЮС.