Бывший малолетний узник Виктор Храмцов в день 50-й годовщины освобождения лагеря Дахау, 29 апреля 1995 года
Освенцим, Дахау, Бухенвальд, Маутхаузен, Штуттгоф, Равенсбрюк, Майданек… На территории фашистской Германии и оккупированных ею стран было создано около 14 тысяч концентрационных лагерей и их филиалов.
Через «фабрики смерти» прошло почти 20 миллионов человек, 12 миллионов из которых не дожили до освобождения, в их числе 1800 детей. Самую зловещую известность приобрел созданный по приказу Гиммлера концлагерь Дахау, в котором проводились медицинские эксперименты над заключенными…
В жизни Виктора Моисеевича Храмцова – бывшего узника концлагеря Дахау есть две священные даты – День Победы и День освобождения, когда 70 лет назад 29 апреля 1945 года части третьего батальона 45-й американской дивизии, входящей в состав 7-й армии, вошли в лагерь Дахау. Он до сих пор считает, что «родился в рубашке», и каждый раз в минуты роковой опасности ангел-хранитель спасал его от неминуемой гибели.
На работы в Германию
Виктор Моисеевич родом из Брянска. Отец Моисей Алексеевич работал на военном заводе кузнецом, мама Мария Семеновна (в девичестве Шаланская – родом из польских дворян) занималась хозяйством. В семье Храмцовых росло 8 детей. В 1938 году главу семьи репрессировали по 58-й статье «враг народа», сослали на строительство Рыбинского водохранилища, больше семья о нем ничего не знала. На все запросы о судьбе отца следовал короткий ответ – «нет данных».
Виктору было всего 14 лет, когда началась война. Брянск немцы бомбили уже на второй день войны, особенно нещадно их район – поскольку здесь находился стратегически важный железнодорожный узел, и все снабжение армии проходило через Брянск-Товарный. День и ночь через Брянск шли эшелоны с продовольствием, военной техникой. Как это ни цинично звучит, но еще в начале войны эшелоны с зерном (по германо-советскому торговому соглашению) продолжали отправлять в Германию. Спасаясь от бомбежек, семья Храмцовых и их соседи Анишкины поселились в деревне Пигарево под Комаричами в 100 км от Брянска.
«В мае 1942 года немцы устроили в деревне облаву, – вспоминает Виктор Моисеевич, – и всех подростков, в том числе меня, соседа Витю Анишкина, забрали, посадили в товарный вагон и отправили в Германию. Привезли в распределительный лагерь города Линц, что на границе с Австрией. Нас, десять человек, «покупатель рабов» отобрал для работы на текстильную фабрику в Южную Германию. Проработав какое-то время на фабрике, меня снова отправляют в распределительный лагерь. На этот раз в Пирмазенс, где на тот момент находилось около 20 тысяч русских парней и девчат. Из Пирмазенса нашу группу направляют в Рур на шахты. Работали по 8 часов под усиленной охраной – загружали уголь на транспортерную ленту. Лопаты были огромных размеров, сил не хватало успеть закинуть уголь на ленту. Работа была адская. Вдобавок стояла нестерпимая жара и чувствовалась сильная загазованность, а надзиратели-эсэсовцы подгоняли плетками: «Шнель, шнель». В таких условиях вряд ли бы я выжил».
Два Вити – Храмцов и Анишкин решают бежать. Они хотели попасть во Францию и влиться в ряды французских борцов Сопротивления. Смогли добраться до Фрайбурга, благо Витя Анишкин был из поволжских немцев и хорошо знал немецкий язык, но на вокзале, в ожидании следующего поезда, Храмцова схватили полицейские. До этого поймали и Анишкина, который в поисках провианта отправился в город. Их продержали месяц в тюрьме, а потом Анишкина куда-то забрали и больше Виктор Моисеевич его никогда не видел, а его вернули назад на текстильную фабрику в Эммендинген.
Через некоторое время он узнает, что опять готовится транспорт на шахты и что в этих списках его фамилия тоже есть. Что такое шахты, Виктор Моисеевич уже знал, и он снова начал готовить побег. На этот раз вместе с бывшим военнопленным, молодым пареньком Андреем Анохиным. Теперь они ежедневно ходили на вокзал и изучали направления поездов. «Я по-немецки уже читал свободно и обратил внимание на то, что товарные поезда, проходившие через Эммендинген, шли по направлению в Швейцарию – Берн, Базель. В один из воскресных дней, прихватив с собой мешочек с эрзацем – хлебом из опилок, который заранее припасли, мы отправились на станцию. Подошел товарный поезд. На каждом вагоне крепилась решетка, под которую немцы закладывали маршрутный лист, куда должен следовать вагон. Вижу, что один из вагонов, груженный станками и сверху накрытый брезентом, направляется в Базель. Мы нырнули под брезент, спрятались по разные стороны вагона и поезд тронулся. На границе в Лёррахе состав остановился, и вагоны стали переформировать по направлениям. Решили немного поесть, и пока Андрей доставал хлеб, каблуком ботинка случайно стукнул о стену вагона, а на беду проходил осмотрщик, услышав стук, побежал за гестапо…»
Штрафной лагерь
На этот раз гестаповцы допрашивали с особой жестокостью. «Кем послан в Швейцарию, с каким заданием». После серии пыток и допросов их, пристегнув наручниками к конвоирам, отправили сначала в город Карлсруэ, а затем в штрафной лагерь Ратштат.
«Этот лагерь «славился» жестокостью и издевательствами над заключенными, – рассказывает Виктор Моисеевич. – Дают мне, например, в руки табуретку и заставляют приседать. Как только силы меня покидают и я опускаю табуретку, начинают бить. Били 12-миллиметровыми резиновыми шлангами, с металлической проволокой внутри. Избивали за малейшую провинность – на проверке вовремя не откликнулся на свой номер – тут же подходил надзиратель и избивал, приговаривая: «Ты все должен знать». (Интересное совпадение, говорит он, мой лагерный номер был 86 и номер моего дома, где я живу сейчас, тоже 86-й).
Кормили так, чтобы не умереть с голоду. Давали вареную брюкву, которую немытыую, с песком, порубив сечкой, кидали в котел и варили. Доедали немецкие объедки – недоеденное с тарелок сваливали в один бочок, а мы подбирали и ели. На работу водили на два объекта – вагоностроительный и винный заводы. Беда случилась с Андреем Анохиным – он получил разнарядку на работу в цех, где разливали вино. Напился вина и не вышел на построение. Эсэсовцы избили его с такой жестокостью, что до лагеря мы его буквально тащили на себе. В лагере его бросили в душ, включили холодную воду и оставили лежать на цементном полу. Он не дожил до утра…»
«Фабрика смерти» Дахау
В начале 1944 года 20 заключенных, в том числе и Виктора Храмцова, снова отправили в Карлсруэ. Загрузили в тюремный вагон, и поезд тронулся в неизвестном направлении…
«Нас высадили, построили и повели в сопровождении охраны с собаками. По дороге попадались пограничные столбы, но куда нас вели – мы еще не понимали. И тут вдруг ворота, на них крупными буквами по-немецки написано: Arbeit macht frei – «Труд делает свободным». Это был лагерь смерти Дахау, и мы еще не знали, что выход отсюда один – только через печь крематория.
Нас загнали в душ, рассчитаный человек на сто. Здесь же рядом с душевым помещением находилась газовая камера. Обреченных на смерть сначала вели в душ (таким образом усыпляли бдительность людей, чтобы не сеять панику), а потом загоняли в газовую камеру. Затем трупы сжигали. На территории лагеря стоял ужасный запах гари, и повсюду летала жирная сажа, которую из печной трубы крематория ветер разгонял в разные стороны.
Выдали нам сине-белую полосатую одежду, деревянные гольцшуги (колодки с брезентовым верхом) и красный матерчатый треугольник с буквой «Р» (русский). Присвоили мне номер 67674, поместили в 4-ю штубу (отделение) 17-го барака (блока), где содержались дети и подростки. Мы, двести ребятишек, были изолированы от остального лагеря и не имели контактов с другими узниками, которых было свыше 50 тысяч. Мы еще не знали о медицинских экспериментах, проводившихся в Дахау на людях. Меня, к примеру, заражали малярией, а потом «лечили» от нее. Раз в 10 дней за нами приезжала машина и увозила в медблок для забора крови. «Отрабатанный человеческий материал» после опытов умерщвляли».
По всему периметру лагеря были установлены пулеметные вышки, а сама территория была обнесена бетонным забором и колючей проволкой под высоким напряжением. Среди узников находились русские, французы, итальянцы, югославы, были и немцы. Даже сейчас трудно представить, что в лагере действовала подпольная антифашистская организация, которая спасала детей от медико-биологических опытов, помогала ослабевшим узникам. «Благодаря подпольщикам, – говорит Виктор Моисеевич, – многие, и я в том числе, смогли остаться в живых. Когда мне исполнилось 17 лет и я начал подходить под категорию трудоспособных, усилиями немецких узников-антифашистов я был переведен из 17-го в 22-й рабочий барак и тем самым спасен от уничтожения. Меня определили уборщиком в 28-й барак, в котором содержались польские ксендзы. Это были прекрасные люди, готовые поделиться последним куском хлеба».
Приближающийся час освобождения узники Дахау почувствовали по американским самолетам, летающим над лагерем. Весной 1945 года фашисты стали заметать следы своих преступлений. Виктор Храмцов в который раз оказался на краю смерти. Утром 26 апреля на аппельплац (лагерный плац) были выведены 7 тысяч узников, в том числе и он. «Нас начали вызывать по номерам, группировать по сто человек и выводить за ворота лагеря в сопровождении эсэсовцев. Еще накануне меня предупредили польские ксендзы: «Виктор, ни в коем случае не попадайся на эвакуацию, старайся уклониться». Уже стало смеркаться, а узников продолжали выводить из лагеря, и тут я вижу, что недалеко от забора с колючей проволокой штабелями лежат трупы, которые просто не успевали сжигать. Я лег между трупами с одной только мыслью, чтобы эсэсовцы не заметили. Когда погасли последние прожектора, я ползком пробрался в свой барак…
Сейчас доподлинно известно, что это была «дорога смерти»: узников гнали в Альпы и по дороге всех расстреляли. Из семи тысяч человек в живых осталось только 15».
Уже после освобождения лагеря стало известно, что комендант лагеря полковник Вайс получил радиограмму от шефа гестапо Гиммлера об уничтожении концлагеря Дахау. «Ни один узник не должен попасть под осовобождение. Все должны быть уничтожены», – говорилось в радиограмме. Эту «работу» должна была выполнить танковая дивизия «СС-Викинг». Однако радиограмму перехватило командование 7-й армии США. И когда немецкая танковая дивизия двинулась на лагерь, она наткнулась на мощный удар американцев и была отброшена.
А 29 апреля первый танк американской армии въехал на территорию Дахау. На башне главного входа был вывешен белый флаг, а на балконе стоял американский солдат и махал руками. Часы на башне показывали 17 часов 15 минут по мюнхенскому времени…
Вместо эпилога
Пришла пора возвращаться домой. В лагерь зачастили представители разных стран, уговаривая переехать на жительство. «Дорогие узники, – обращался к нам, к примеру, советский полковник. – Настал час освобождения, просим вас возвращаться на родину. Вас ждут ваши родные и близкие». Следом на трибуну выходил представитель Швейцарии: «Не слушайте этого провокатора, дорогие узники, не возврашайтесь домой. Из этого лагеря вы попадете в другой, только советский».
Виктор Храмцов все равно решил вернуться на родину. «Нас, русских, передали советской военной администрации. В результате я оказался не в Брянске, а в Узбекистане, в городе Намангане. Каждые две недели я был обязан приходить отмечаться в местное отделение КГБ. Только в 1947 году мне разрешили выехать к матери, которая к тому времени переселилась в Литву».
Вся семья Храмцовых, кроме сестры Нелли (ее во Львове расстреляли бандеровцы), осталась в живых. Виктор осуществил юношеская мечту стать моряком, отслужил 8 лет во флоте, женился. В следующем году они со Светланой Константиновной отметят бриллиантовую свадьбу, у них двое детей и трое внуков. Вместе с супругой они проработали инженерами на заводе «Вильма», еще Виктор Моисеевич успел «сходить в океан» – пять лет отработал гидроакустиком на рыболовном траулере. Долгое время был председателем Литовского совета бывших узников концлагерей.
«Сегодня знаменательная дата, — говорит Виктор Храмцов. – 70 лет Победы над фашизмом. Я как человек, переживший эту страшную войну, хочу повторить слова, написанные в Дахау: Das ist niemand – «Это не должно повториться». Поэтому желаю, чтобы на земле были мир и любовь».
Надежда ГРИХАЧЕВА