Процессы о колдовстве породили немало сюжетов мировой литературы. Вспомнить хотя бы «Собор Парижской богоматери» Виктора Гюго или рассказ Куприна «Алеся», действие которого происходит на Полесье.
На белорусских землях колдунов истребляли гораздо менее ожесточенно, чем в той же Испании или Германии. «Неразработанность антиведовского законодательства свидетельствует об относительно скромных масштабах «охоты за ведьмами» — утверждает историк В.Быль. На сейме 1776 года король Станислав Август предложит отменить пытки, а кастелян Клюшевский — смертную кару за чародейство.
Однако свидетельств чародейских занятий и расправы над колдунами и в Беларуси тьма. Адам Мальдис рассказывает, как в XVIII веке добивались взаимной любви: «Найбольш дзейснымi лiчылiся любчык, галубiныя сэрцы, кроў з пальца. Асветнiкi дасцiпна высмейвалi гэта шарлатанства. «Хочаш якую асобу прывязаць да сябе? — iранiчна пытаў Я.Багамолец, ураджэнец Вiцебшчыны, у 1775 годзе. — Тады насi пры сабе мяса маладога жарабяцi… высушанае ў новым палiваным гаршку ў печы, з якой толькi што хлеб вынялi, — калi да якой асобы прыкласцi, любiць цябе будзе». Историк Ольга Бобкова нашла в актовых книгах гродских судов XVI — XVII веков массу жалоб на колдовство. Например, земянин из Менска Валентий Понятовский обвинил соседку, татарку Жугру Московку, в том, что подложила некие тайные знаки между бревнами дома. А пан из усадьбы Исаевичи Николай Шостак 13 июня 1576 года просто приказал сжечь молодую женщину Ягнешку за чародейство.
Тяжело жить в эпоху суеверий… Стоило найти в доме «жолуд расскепеный», какую–нибудь грязную тряпочку, царапину непонятного происхождения — тут же подозревали сглаз. А уж если какой мор нападал… Обязательно ловили его живое воплощение, и уж не затем, чтобы дарить букеты. Вот, например, фрагмент из «Трудов этнографическо–статистической экспедиции в Западно–Русский край» 1877 года: в 1738 году в Подолье распространилась моровая язва. Во время крестного хода крестьяне обнаружили в поле дворянина Михаила Матковского из соседнего села, который искал сбежавших лошадей. Ага, значит, он и есть моровая язва и упырь! И как ни пытались друзья спасти беднягу — напрасно. Матковского, замазав глаза дегтем, рот навозом, вложив в уши камешки, сожгли на костре из сорока возов дров и двадцати возов соломы.
Нелепо? Страшно?
Вы думаете, мы сильно изменились?
Посмотрите, что сегодня показывают нам по телевизору, хотя бы передачу «Мистические истории» — о тех же приворотах, сглазах и т.д. Полное впечатление, что вернулся во времена инквизиции. Казалось бы, авторы «предупреждают людей, чтобы не занимались колдовством», на самом деле суеверия после таких передач расцветают, как плесень на элитном сыре. И вот мне уже рассказали, как две минские школьницы, насмотревшись «Мистических историй», избили одноклассницу за то, что якобы навела на них порчу, и жертвы получили на уроке по «двойке».
Но был в белорусской истории и настоящий охотник на ведьм. Впрочем, он совсем не походил на романтичного Ван Хельсинга из современных блокбастеров. Звали его Ян Станислав Сапега — старший сын знаменитого Льва Сапеги, канцлера ВКЛ. Борьбой с колдовством занялся под конец жизни, когда, по уверениям историков, стал психически болен.
На портрете мы видим мужчину с узким хмурым лицом и подозрительным взглядом. В историю Ян Станислав вошел прежде всего благодаря позорному процессу против чародейки Раины Громычиной–Манковской. Об этом процессе писатель Вячеслав Адамчик написал драму «Раiна Грамычына». По ней поставили в 1991 году «советский фильм ужасов» «Ятринская ведьма». События ленты весьма отдаленно напоминают исторические: сын воеводы влюбляется в жену священника и отказывается идти на войну, воевода считает, что сына приворожили…
Из фактов совпадает один: 17 декабря 1631 года ведунью Раину Громычину–Манковскую по обвинению Сапегов сожгли на костре.
В общем, давайте обратимся к фактам.
Итак, Ян Станислав был первенцем Льва Сапеги и его первой жены Дороты Фирлеевны (хотя кое–где я нашла ошибочное упоминание, что его мать — Гальшка из Радзивиллов, вторая жена Льва Сапеги).
Ян осиротел в два года. Получил прекрасное образование: учился в Вильно, Браневе, Вюцбурге, Франкфурте, Париже. В сборнике панегирической поэзии 1600 года, изданном виленскими иезуитами, мы находим стихотворение «Даруначак Богу i галоўнаму святару Бенедзiкту Войну».
Автору было 11 лет.
Сие не значит, что Ян Сапега — юный поэтический гений. Просто преподаватели не могли не включить в сборник упражнение сына мецената.
Кстати, для юного Яна специально написали элементарный учебник по праву. Еще бы — его отец был так богат, что мог спонсировать войну со Швецией за Лифляндию!
В 1593 году Ян стал старостой Марково и Мяделя — то есть в четыре годика, в 1605–м — слонимским старостой. Понятно, что никто не ждал от ребенка исполнения каких–то государственных повинностей, должности были почетными. А вот когда в 1611 году король Жигимонт Ваза доверил сыну канцлера должность надворного маршалка литовского, это уже было хорошее начало карьеры.
Но, видимо, на детях гениев природа действительно отдыхает. Ян принимал участие в походе Жигимонта Вазы на Смоленск и в войне против Швеции, но военного искусства не проявил. Ездил в Италию как дипломат, в 1621–м стал великим маршалком литовским — но ничем великим не запомнился. Зато выгодно женился на дочери и наследнице Яна Кароля Ходкевича Анне Схоластике.
Процесс «адчароўвання» имений Яна Станислава Сапеги начался в 1630–х и был довольно масштабен. Историк Аркадиуш Чволек пишет о нескольких таких делах, дополняющих друг друга. Например, по приказу Яна Сапеги доверенные особы Андрей Кноф и Злоцкий проверяли, не занимался ли чарами некто Кудравец вместе с женой, дочкой и служанкой. К счастью, следователи проявили добросовестность и установили, что обвиняемых оговорил сосед Переволоцкий.
Но самое громкое дело началось, когда одна из женщин, подозреваемых в чародействе, назвала в качестве «коллеги» жену православного священника из деревни Ятра на Новогрудчине Раису Громыко (Раину Громычину). Доносчица уверяла, что Раина могущественная колдунья и навела порчу на самого Яна Сапегу.
По версии историка Ирины Масленицыной, народную лекаршу Раину Громычину пригласили лечить пятилетнего единственного сына Яна Станислава. Причем посоветовал позвать знаменитую знахарку к своему внуку Лев Сапега. Но стоило молодой женщине прийти в дом магнатов, пациент умер. А после ухода Раины симптомы болезни почувствовал и сам Ян Станислав.
Конечно, во всем обвинили «ведьму».
Попадью схватили.
Следствие вел Адам Колонтай. Дознание длилось два года. Конечно, появлялись свидетели колдовства — особенно касаемо акушерской деятельности. Лекарша оправдывалась: «Не может мужчина принимать детей при родах, а только женщина», «Детей малых окуривать умею и тоску отходить, это не колдовство, а дела женщин». Защитник Громычиной Юрий Море выступил с пламенной речью: «Что детей малых окуривать умеет, разве это колдовство? Окуривать женщин при родах бобровой струей, перьями живых куропаток, перестрелом, миррой и другими травами освященными, рог единорога пить дают, а также орлиный камень — разве это колдовство?.. На детей же, если чего–либо испугается, и если они еще малые, неразумные, то временами над ними выливают или воск, или олово, но не для колдовства. Этому тогда никакого доказательства не может господин судья привести, что это колдовство, только это, собственно, наука и умение лечения детей и приема родов женщинами».
Молодая красавица Раина оказалась тверда духом и вины не признавала. Палачи усердствовали. Адвокат возмущался обвинительным делом: «Тут жаднага нiякага праўнага досведу нямаш». Муж Раины, священник Мартин Громыко, лично окроплявший святой водой собранные ею травы, утверждал, что жена — не ведьма, иначе разве жил бы он с ней?
После первого приговора, признававшего Громычину колдуньей, подали апелляцию в Менск, в Главный литовский трибунал. Юрий Море добился пересмотра дела…
Но трибунал подтвердил приговор.
«Чернокнижницу» сожгли.
На костре она проклинала своих погубителей и желала, «каб было iм, як мне».
О том проклятии узнали во всем княжестве.
Вскоре после казни Раины Громычиной Ян Станислав женился повторно, на Гризельде, приемной дочери магната Веселовского. Невеста, говорят, весьма побаивалась проклятия.
Свадьба состоялась в великолепном ружанском дворце, доставшемся Яну Станиславу после смерти младшего брата.
Но и этот брак оказался бездетным. Как пишет Ирина Масленицына, «Мистической силой недоброго слова мужчины этой семьи были обречены на безвременную кончину, а женщины — на бесплодие». Неудивительно, что Ян Сапега стал выискивать колдунов и ощущать во всем порчу.
Спустя пару лет после казни ведуньи умер Лев Сапега. Вскоре — его невестка, Гризельда Веселовская. Ян Сапега умер в 1635 году и похоронен в Вильно, в костеле Михаила Архангела. Я читала, что в 1655 году, во время военных действий, костел был разрушен, а останки Сапегов выброшены из металлических гробов.
Род Сапегов по этой линии прервался.
Людмила РУБЛЕВСКАЯ.