Взрослые рассматривают игрушки, сделанные Алексеем Мартыновым, как дети, с широко открытыми глазами. А дети, как взрослые, с удивлением и чуть настороженно. Но и те и другие надолго застывают перед витринами, за которыми экспонируются эти необычные произведения искусства.
— Леша, ты весь из себя такой брутальный и сильный мужчина, а в твоих руках трогательные и хрупкие создания — тряпично–фарфоровые куклы. Как это сочетается в одном флаконе?
— Мне со стороны не видно, какой я… Когда учился, то проектной работой начал заниматься на фарфоровом заводе. Там меня научили модельному делу: изготавливать формы, а потом отливать. Сложная последовательность различных манипуляций является обязательной для выхода тарелки или чашки. Я на дипломном проекте занимался сантехникой. Подобная деятельность предполагает абсолютное соблюдение процесса. Любая технологическая ошибка ведет к провалу. Каждое утро вытаскиваешь из печи изделия, и тебя ждет сюрприз. Начинаешь анализировать, какие допустил неточности. Вот поэтому в мастерской стоят лабораторные весы. Все манипуляции с навесами надо производить только пластмассовым пинцетом… Тонкостей очень много.
— Какие у тебя в детстве были игрушки?
— На двоих у нас с сестрой были плюшевый кот Вася и кукла Зина… Но играл я вот с какими игрушками. Это мама мне рассказывала. Как–то завезли меня в санаторий на свежий воздух. Все дети ходили вместе, а я сам по себе, руки от холода красные, а карманы заполнены чешуйками и шишками сосновыми. Каждая чешуйка — лошадка, заяц, девочка с косичками. Как некоторые любят движущиеся облака, так я любил свои шишки. Я видел в них все, что хотел. Потом пошли всякие бирюльки собственного производства: сабельки, шпаги. Поступая в нынешнюю академию, я уже ни минуты не сомневался, что мне надо идти на дизайн. Мне хотелось работать только с конкретным материалом.
— А для кого ты делаешь куклы?
— Для себя… Они не мертвые, а живые создания, которые могут двигаться и постоянно продолжают меняться. С ними можно, условно говоря, играть.
— Получается, что ты в детстве с ними недоиграл?
— Да. Сейчас попробую объяснить. Смотри, всем нравятся автомобили с «хищной рожей», а я их ненавижу. А вот диковинные насекомые с рогами и усами мне нравятся.
— Самые знаменитые куклы и маски пришли из Африки. Они, как и всякая архаика, — авангардны, а твои изделия архаичными не назовешь. Как ты сам определяешь свое место в этой коллекции?
— Я над этим размышлял и размышляю. Вот какую мысль я вычитал у Виктора Шкловского. Он пишет, что научный способ познания мира заключается в том, что существующий факт нужно либо подтвердить, либо опровергнуть. А художественное мировоззрение развивается по другой закономерности. Там не надо опровергать, а надо наследовать, причем преемственность идет от деда к внуку, минуя родителей.
— Но если вернуться к твоему творчеству, получается, что ты делаешь куклы своей бабушки. Как думаешь, если бы она их увидела, то что бы сказала?
— Хочу верить, что они бы ей очень понравились. Я помню вкусы своих бабушек. Обе были рукодельницами и шили. Одна даже выкройками не пользовалась, а резала ткань, разложив ее на столе. Я в отличие от них не шью одежду для носки. У меня немного другое. Стараюсь в своих куклах, особенно в «бледнолицых», сделать так, чтобы в них было ощущение времени. Если бархат использую, то глухой, выгоревший, пролежавший на окне. И в своих ощущениях я не одинок. Вот история про куклу по имени Шут. Я его сделал. И он кочевал из одного салона в другой: долго не покупали. Потом в одном магазинчике мы с другом сделали в витрине рождественскую инсталляцию. На одном стульчике сидели две куклы, одна из них — Шут. Рядом пюпитр и ноты, несколько старых духовых инструментов. Салон охраняется, работают видеокамеры, охранники есть. Так вот моего Шута украли. Представляешь, как должна понравиться кукла, чтобы человек не побоялся и решился на кражу?
— Расскажи, как появляется образ новой куклы, что толкает на работу?
— Иногда фактура ткани подсказывает идею. Или какая–то предыдущая работа… Я не знаю, что такое образ. Один известный музыкант рассказывал историю про знакомого такелажника, который книг не читал, но все знал. У него спросили, как размножаются крокодилы? Тот, затянувшись окурком, произнес, что они размножаются, как люди… Я это к тому, что куклы, как люди, рождаются друг от друга. Они передают друг другу конструкции, костюмы, украшения, ткани, колористические решения.
— Сколько времени уходит на одну куклу, как долго она появляется на свет?
— По–разному. Если очень торопишься и стараешься, то новую работу можно сделать за месяц. Такой случай у меня был. Ясно было только, какая у куклы прическа, а все остальное загадка. Весьма специфический заказ делался для одной фирмы — производителя нижнего белья. Кукла находилась в будуаре, перед зеркалом, украшенным всяческими бирюльками. Мне в работе помогали мама и сестра.
— Леша, а почему ты не уехал? Твои куклы — интернациональные, всем понятные, их можно делать и продавать в любой европейской стране?
— А зачем? Вот послушай. Я вчера встретился со своим учителем — Иосифом Гринбергом, у которого учился в изостудии во Дворце пионеров. Он двадцать лет прожил за границей и вернулся в Минск. Так вот он мне сказал, что уже полгода ходит по городу и балдеет. Он много поездил, бывал на разных континентах. А история о том, что мы за границей кому–то нужны, — миф. Только здесь, несмотря ни на что, к художнику еще сохранился респект.
Владимир СТЕПАН.