60 лет назад, 14 сентября 1954 года, на Тоцком полигоне в Оренбургской области прошли испытания ядерного оружия. Атомная бомба мощностью 40 килотонн взорвалась в 9 часов 33 минуты по московскому времени на высоте 350 метров от земли. Через три дня весь мир услышал сообщение ТАСС: «…при испытании получены ценные результаты, которые помогут советским ученым и инженерам успешно решить задачи по защите от атомного нападения». В этой сухой информации не было ни строчки о главном — о десятках тысячах военных, которые на себе ощутили чудовищную силу атома. Среди них оказался и белорус Григорий Назаренко. В свои 83 года он практически до мелочей помнит тот день, а то, что стерлось из памяти, хранит в подшивке редких вырезок из советских газет.
— Я по документам — дважды ликвидатор. Второй раз столкнулся с радиацией после аварии на Чернобыльской АЭС. По закону–то испытания на Тоцком полигоне приравнены к событиям 1986 года. Знаете, теперь я бы повышенную радиацию узнал по природе: она становится какая–то туманная…
В 1952 году Григорий Романович, выпускник Петриковского педучилища, был призван в армию и даже подумать не мог, что совсем скоро настанет тот момент, когда следующие 25 лет его жизни будут тесно связаны с грифом «Совершенно секретно». Впрочем, в этой истории с самого начала было немало вопросов. Новобранцев с техникумом или институтом за плечами (а в те послевоенные годы даже среднее образование было еще редкостью) привезли в Брестскую крепость. И тут же распределили в отдельную внештатную батарею, другими словами, в подразделение, которое не входило в штат той части, где ребята должны были служить.
— Задачи нам тоже поставили особые: мы все должны были учиться на офицеров. Срок обучения — два года. Если за это время что–то не усвоил, еще три года будешь служить солдатом. Стимул был хороший, поэтому науку грызли кто как только мог.
Здесь тренировали действительно сильных духом. Каждое утро подъем в шесть утра, бег на шесть километров, причем зимой только в гимнастерках, еще и мылись в проруби. Нагрузка была такой, что днем даже давали час на сон. Так прошли почти полтора года, а потом наступило 1 мая 1954 года, когда Григорий Назаренко, уже будучи командиром отделения разведки, услышал: «Сержант, выйти из строя!» Его повели в особый отдел и сказали выслать домой все вещи.
— Я ответил, что у меня ничего нет, потому что всю одежду отдал брату, который учился. И только потом понял, что они не ждали моего возвращения…
Через пару дней вместе с шофером и начальником разведки полка майором Мацалитиным они присоединились к эшелону, где были по три–четыре человека от разных военных частей, в том числе советские солдаты из Германии и Польши. Задача у всех одна: разведать обстановку на Тоцком полигоне, куда следом должны приехать остальные солдаты плюс целый эшелон техники.
В то время основным поражающим фактором атомного взрыва считалась ударная волна. Испытать на себе другой фактор — радиационный — и выпало на долю этих военнослужащих. В учениях их было задействовано 45 тысяч — 39 тысяч солдат, сержантов и старшин и 6 тысяч офицеров. Прибавьте сюда 600 танков и самоходно–артиллерийских установок, 320 самолетов, 500 орудий и минометов, 600 бронетранспортеров и 6 тысяч тягачей и автомобилей… Возможно, единственный случай в истории, когда пробный атомный удар приняли на себя столько людей и техники. А ведь в эту статистику еще не входят десятки заключенных, которые после взрыва выдвинулись на полигон первыми.
— Они ехали в танках, выбрасывали указатели, где какой уровень радиации. Но о них потом никто нигде не упоминал. И только следом шли разведчики, а потом — пожарные. После взрыва еще полчаса шла артподготовка — неспроста же туда завезли столько техники. Только в нашем полку, например, было 20 орудий, каждое из которых делало по три выстрела в минуту. Дальность — до 25 километров, ведь они созданы для уничтожения «Тигров» и «Фердинандов». Такой шум был, что люди, бравшие Берлин, говорили: подобного не слышали. И только через полчаса солдаты пошли в наступление: почти пять часов в одну сторону, пока дали отбой. Еще столько же возвращались назад, по уже зараженной территории.
Какую дозу облучения получили? Каждый знал лишь то, что ему положено. Например, обычный солдат — что делать, когда атомная бомба взрывается, как лечь, где спрятаться. Григорий Романович как командир отделения разведки имел прибор для измерения радиации: «Пишут, что 1,5 рентгена в час, но, уверен, было не меньше 4 рентгенов в час. У меня лет 25 хранилась книга, где были записаны все измерения, жалко, что уничтожил…»
Во время взрыва солдаты находились где–то в 4 километрах от эпицентра, наблюдатели — километрах в 12. Все вспоминают, что от вспышки можно было зрение потерять. И не перестают удивляться, что сам гриб, высота которого достигла 12 километров, оказался совсем не черным, как его представляли, а разноцветным и светящимся. Кстати, сначала всем на противогазы давали затемненные стекла, чтобы уменьшить воздействие на глаза, но потом эти стекла забрали, а людей просто поместили в блиндажи.
— Вот мы сидим вдоль стенки, а земля туда–сюда вибрирует. Такого никто не ожидал. Но в памяти на всю жизнь у меня осталась другая картинка: лес после взрыва. Бомба–то взорвалась в воздухе, давление падало вниз во все стороны. Оно моментально срывало все ветки, и от деревьев остались лишь голые стволы. А еще, когда мы только приехали на полигон, там было много змей, сусликов. Их, бедных, потом взрывом побило…
После учений все участники дали подписку о неразглашении на 25 лет. Последствия сказались куда раньше: умирая от ранних инфарктов, инсультов и рака, они даже врачам не могли рассказать все как есть. Дожить до сегодняшнего дня удалось немногим. Григорий Романович вспоминает имена сослуживцев, запечатленных на единственной фотографии, сделанной еще в Брестской крепости:
— Это Бабков, имени уже не могу вспомнить, он потом учителем работал в Наровле, только до 30 лет дожил. А это Карпович, мой друг, мы с ним вместе училище окончили. Петя Александрович, тоже был учителем в Могилевской области. А это Сергей Ворончук, он работал в школе в Молодечненском районе, а вот Валя Щербинин из Калинковичского района, у него рано здоровье отказало. Никого из них нет в живых…
— Вы же тоже в школе всю жизнь проработали?
— Да, еще прошлой весной самый веселый предмет преподавал, — это Григорий Романович так о математике.
— А как думаете, стоило ли тогда на Тоцком полигоне так рисковать здоровьем и жизнью тысяч солдат и офицеров?
— Многие спрашивают, зачем проводили эти учения с привлечением солдат. А я считаю: нужное было дело. Да, мы победили в войне, но победу еще надо было отстоять. Или вот пишут, что плохо кормили. Обычно, как во всей армии — солдатский борщ, кашу, компот давали. Меня однажды вызвали в особый отдел, спросили, почему не ем, мол, на вас все смотрят. Я в ответ спросил: «А что, я плохо выгляжу?»
— Но сами говорите, что многих подкосило испытание…
— Зато вся страна жила. Мы ее заслонили.
Кстати, те учения Григорию Романовичу через полтора года тоже аукнулись. Занемог, его поместили в сельскую больницу.
— Не знаю, от чего меня лечили, но кололи инсулин и глюкозу. А потом мой сосед по палате как–то принес бутылку самогона, за ней и рассказал: мол, подслушал, что врачи на тебе уже крест поставили. На трезвую голову все не отваживался… Я все выслушал, забрал свои манатки, несмотря на плохое самочувствие, и убежал домой. Решил, мне и то надо сделать, и это. Как начал делать, так до сих пор и делаю. Ни о чем не жалею.
Ольга ПАСИЯК.